Когда я принял меры против евреев, я принял их не против индивидуума, а против сообщества, которое ограбило Румынскую Нацию. Я защищаю Нацию. Еврейское сообщество должно заплатить, и заплатить в организованном порядке.
С точки зрения И. Антонеску, заставить еврейское сообщество «заплатить» румынской нации было «моральным» актом восстановления справедливости. Но если какой-либо румын обогащался за счет еврейских страданий в индивидуальном порядке, то он тем самым совершал позорный поступок, который «пятнал режим» и играл на руку врагам нации[786]
.Диктатор отказывался понимать, что его политика возбуждала самые низменные инстинкты его сограждан, доводя их до звериного состояния. Доклад комиссии Никулеску ясно указал на связь между государственной политикой и ее деморализующими последствиями:
Распространившееся мнение, что они [евреи] были лишены защиты законов, приводило к тому, что должностные лица даже самого низкого уровня безмерно увеличивали свою власть над ними и поощряли произвол. Особенно во время эвакуации, как перед выходом, так и по пути следования, когда марширующие в колоннах евреи низводились до безличных и безликих анонимных толп, жизнь которых не заслуживала ни малейшей защиты, интенсивность атмосферы злоупотреблений возросла, заразив, как эпидемия, сознание почти всех вовлеченных, прямо или косвенно, в эти операции лиц[787]
.Хотя комиссия Никулеску постаралась оградить армию от обвинений в злоупотреблениях во время операций «очищения от евреев» («в целом поведение офицеров и солдат по отношению к евреям определялось принципами человечности и вежливости»), она не смягчала выражения, когда описывала поведение местных жителей. Ее доклад упоминал «крестьян и бездельников», которые нападали на колонны, чтобы грабить несчастные жертвы, возчиков, требующих всё больше денег с еврейских женщин и детей, грозя в противном случае сбросить их по пути следования с телег, и группы местных жителей, затаившихся в кукурузных полях, чтобы наброситься на одиночного отставшего от конвоя еврея с целью убийства и грабежа[788]
. Лейтенант Августин Рошка утверждал: «На дороге стояли крестьяне, как вороньё, ожидая свою добычу. Я видел, как один крестьянин стянул галошу с мертвого еврея, лежавшего на подводе»[789].В начале 1990-х гг. еврейская община в Черновцах собрала свидетельства у живших в ту пору в городе евреев, которые пострадали в годы Холокоста. Многие их них были родом из Бессарабии и северной Буковины и прошли через депортации осени 1941 г. Рассказывая о поведении жителей сёл и местечек Бессарабии и Буковины, они лишь изредка упоминали об оказанной им помощи или выражении сочувствия с их стороны. Чаще всего они говорили о жестокости, насилии и грабежах и считали местных жителей угрозой для себя и своих близких[790]
. Напрашивается вывод, что моральная деградация местного населения Бессарабии и Буковины, на которую указывают все существующие источники, была еще одним трагическим следствием политики этнического очищения.10.3. Черновцы как исключение?