Очищение нации. Насильственные перемещения населения и этнические чистки в Румынии в период диктатуры Иона Антонеску (1940–1944)

Евреи из Кишинёвского гетто в большинстве своем были депортированы между 8 и 30 октября, в условиях, резко ограничивших их шансы на выживание. Им выделили недостаточное количество конных подвод (одна подвода на 70 человек), им разрешили взять с собой только «крайне необходимые вещи» (большую часть которых потом отняли жандармы), и они вынуждены были делать длительные переходы (80 километров за четыре дня и 46 километров за три дня) при плохой погоде, необычайно дождливой и холодной осенью[777]. По некоторым сведениям, исходящим от немногочисленных выживших бывших заключенных гетто, первый конвой численностью в 1500 человек был расстрелян у села Пересечина, между Кишинёвом и Оргеевом, жандармами Лапушнянского легиона под началом полковника Николае Каракаша (Nicolae Caracaș), и последний конвой из 180 человек не избежал той же участи в неизвестном месте, однако эти утверждения не удалось подтвердить из других источников[778].

Число евреев, умерших по «естественным причинам» во время депортаций, не поддается подсчетам, но, несомненно, оно исчислялось тысячами[779]. Согласно данным Международной комиссии по исследованию Холокоста в Румынии, число уничтоженных за первые шесть месяцев после «освобождения» провинций евреев можно оценить в 45–60 тыс. человек[780]. По данным румынского правительства, собранным в начале сентября 1942 г., в конце 1941 г. из Буковины было депортировано почти 86 тыс. евреев, а из Бессарабии – около 56 тыс.[781]

Фото 10.1. Кишинёвские евреи, депортированные в Транснистрию под охраной румынских солдат. Поздняя осень 1941 г.

Фотография любезно предоставлена Корпоративным архивом Вестерманн, коллекция Рейнхольда Штерца, Брауншвейг

Перед тем как попасть в Транснистрию, бессарабские евреи были лишены всего, что они пытались взять с собой: румынских леев, валюты, золота, драгоценностей. Первым, кто 21 августа поднял вопрос о том, нужно ли позволять евреям менять рубли на леи, как это делали остальные жители провинций, был губернатор К. Войкулеску. В ответ И. Антонеску приказал, чтобы Национальный банк Румынии (НБР) не обменивал больше рубли евреям. Затем 5 октября он добавил, что все имевшиеся у евреев леи должны быть обменены на RKSS (Reichskassenscheinen, или кредитные сертификаты рейха, выпускаемые немцами квазиденьги, циркулировавшие на оккупированной советской территории, включая Транснистрию), а все драгоценные металлы и ювелирные изделия – на RKSS или рубли, но «ни в коем случае не на леи». Во исполнение данного решения НБР установил для евреев специальный обменный курс – 40 рублей за лей (для остального населения обмен первоначально был один к одному) и принял решение, что все драгоценные металлы и ювелирные изделия в собственности евреев подлежали обмену по официальному курсу золота, который составлял 20 % от его рыночной стоимости. Следовательно, евреи должны были получить одну сотую от их рыночной стоимости[782]. На границе с Транснистрией у евреев просто отнимали их ценности[783]. Не только драгоценные металлы и ювелирные изделия подверглись такому «обмену», но и вся найденная у евреев валюта[784]. Жандармы и представители НБР, которые обыскивали евреев перед депортацией или сразу же после перехода через Днестр, очень часто действовали жадно и жестоко[785].

Во время нахождения евреев в лагерях и гетто и особенно во время их депортаций на имя властей разного уровня от местных жителей, военных, жандармских и гражданских чиновников поступило бесчисленное количество доносов по поводу различных злоупотреблений в отношении этой массы обездоленных, униженных и поставленных вне закона людей. Солдаты, офицеры, чиновники и просто прохожие торопились продать евреям продовольствие и различные вещи по вздутым ценам, разграбить оставленные дома, присвоить себе имущество, эксплуатировать за мизерную цену или задаром их рабочую силу. Многочисленным жандармам и представителям НБР было впоследствии предъявлено обвинение в незаконном присвоении отнятых у евреев ценностей. Когда эти доносы дошли до Иона Антонеску, тот разгневался не на шутку. На состоявшейся 4 декабря 1941 г. в Бухаресте «дискуссии» о нарушениях в гетто Кишинёва, на которой участвовали губернаторы провинций, руководители Национального банка Румынии, некоторые министры и другие высокопоставленные лица, он высказался по поводу «случившегося» в провинциях (кажется, он верил всем обвинениям еще до их проверки), как о «самом большом разочаровании <…> в своей карьере», разъяснив свою позицию следующим образом: