Очищение нации. Насильственные перемещения населения и этнические чистки в Румынии в период диктатуры Иона Антонеску (1940–1944)

Приблизительно в то же время Ион Антонеску, находясь в Тигине, отдал К. Войкулеску устный приказ начать депортацию. Генерал И. Топор 7 сентября издал инструкции, согласно которым «эвакуация» должна была начаться 10 сентября с лагеря в Вертюжанах[770]. Эти инструкции содержали, среди прочих, следующую загадочную формулу: «Способ обращения с теми, кто не подчиняется? (Алексиану)». Ее смысл раскрыл командир 60-й полицейской роты, лейтенант Августин Рошка, в своем заявлении комиссии Никулеску в декабре 1941 г.[771] Он состоял в том, что евреи, «от бессилия или по болезни» отстающие от колонны, должны были быть расстреляны на месте, и что фраза «пусть будет Алексиану» означала именно их ликвидацию. А. Рошка, которому поручили конвоировать евреев из Секурянского лагеря, получил приказ за два-три дня до выхода конвоя отправить в лежащие по маршруту населенные пункты своего подчиненного с заданием подготовить места для казней. Он должен был мобилизовать сельских допризывников на рытье могил, каждая примерно на сто трупов. Эти могилы должны были быть вырыты на расстоянии десяти километров одна от другой, достаточно далеко от сёл, чтобы их жители «не слышали ружейные выстрелы и крики».

А. Рошка дал подробное описание того, каким образом ему объяснили значение кодового слова «Алексиану». Первым его вызвал подполковник из Генерального штаба Ион Паладе, который сообщил А. Рошке о неизбежной депортации, но был осторожен и ничего внятного не сказал про экзекуции, но зато упомянул о «специальном сигнале», который А. Рошка получит по другим каналам. В то же время непосредственный начальник лейтенанта майор Дрэгулеску устно объяснил Рошке значение этого «сигнала», но отказался дать письменный приказ, несмотря на настояния А. Рошки и других офицеров роты. Показательно, что поднаторевший в бюрократических уловках бессарабский жандармский инспектор Т. Мекулеску вовсе не упомянул «Алексиану» в письменных инструкциях по поводу депортаций, которые он разработал, следуя приказу И. Топора; он сослался лишь «на действующие законы, постановления и чрезвычайные указы» как на руководство к действию в отношении недисциплинированных евреев[772].

Такое трусливое поведение румынских функционеров фактически вынуждало младших офицеров совершать преступления, в то время как их начальники прятались за стеной анонимности. Такое отношение было характерно для всех должностных лиц, занимавшихся еврейским вопросом в провинциях, причем моду эту завел сам Ион Антонеску. Намерения диктатора устроить геноцид прорывались только при приступах ярости, как это случилось, например, на заседании Совета министров 16 декабря 1941 г., когда он приказал депортировать евреев из Одессы – административного центра Транснистрии – в выражениях, не оставляющих сомнения в его намерениях:

Загони их в катакомбы, сбрось в Черное море, но удали их из Одессы. Ничего не хочу знать. Может погибнуть сто, может погибнуть тысяча, могут погибнуть все, но не желаю, чтобы погиб хотя бы один румынский служащий или офицер[773].

Это «ничего не хочу знать» – своего рода lapsus linguae, оговорка по Фрейду: И. Антонеску «ничего не хотел знать» про массовые убийства; евреи должны были просто «исчезнуть», как будто их никогда и не было. Непосредственные подчиненные Кондукэтора в своих сношениях с нижними чинами следовали его примеру.

А. Рошка признался, что он в точности выполнил приказ, вследствие чего по пути из Сокирян в Атаки, город на берегу Днестра, откуда евреи были переправлены на восточный берег реки в Транснистрию, было расстреляно около 500 евреев. Комиссия сочла, что то же случилось с отстававшими от конвоя евреями, которых депортировали из Единецкого лагеря (операция проводилась под руководством заместителя А. Рошки, лейтенанта Виктора Поповича)[774]. Хотя в румынских источниках нет сведений о том, что случилось с депортированными из других лагерей евреями, выжившие евреи из Маркулештского и Вертюжанского лагерей, а также из Сорокского гетто упоминают о расстрелах по дороге в Резину, откуда их переправляли за Днестр в Транснистрию. Особенно часто они упоминают Косэуцкий лес, в котором, согласно многим свидетельствам, половина колонны из Вертюжанского лагеря была расстреляна или погребена заживо[775]. Гораздо меньше известно о депортациях из небольших лагерей на юге Бессарабии, но имеющиеся свидетельства указывают на то, что и здесь «метод Алексиану» применялся беспощадно[776].