С. Мануилэ долгое время пользовался репутацией юдофила как в Румынии, так и за рубежом[323]
. Репутация эта незаслуженная. Хотя С. Мануилэ не был утробным антисемитом-параноиком (его паранойя была направлена против венгров и ромов), но и против антисемитизма он никогда не выступал. Евреи не были его главной заботой, но он считал, что их присутствие в стране препятствует ее процветанию и что их надо «устранить», заставив эмигрировать в Палестину или куда-либо еще – куда именно, для него не представляло интереса. В 1930-х гг. С. Мануилэ регулярно выступал с нападками на беженцев из бывшей Российской империи, среди которых были как евреи, так и русские. Их число было слишком велико, утверждал румынский демограф, что вело к нарушению сложившегося «профессионального баланса», и к тому же они не желали ассимилироваться[324].Действительно, некоторые правые обвиняли его в юдофильстве и подозревали в недостатке патриотизма. Они были озабочены тем, что статистические исследования С. Мануилэ не подтверждали их панические утверждения о «миллионах» евреев, якобы «заполонивших» Румынию после Первой мировой войны (речь шла о беженцах, спасавшихся от погромов во время Гражданской войны на территории бывшей Российской империи). Официальные цифры переписи 1930 г. – 728115 евреев, или 4 % от общего числа населения, – противоречили их пропаганде[325]
. С. Мануилэ стремился оправдаться. В направленном правительству в конце 1938 г. меморандуме он указал на различие между восприятием и реальностью, причину которого он видел в следующем. Евреи были несравненно более урбанизированными, чем этнические румыны (68 % против 16,5 %) и были сконцентрированы в сфере торговли и кредитно-денежных операций (31,3 %), как и в других «прибыльных профессиях». По этим причинам евреи «непрестанно были на виду везде, где циркулировали люди и материальные ценности» и, таким образом, гораздо чаще попадались на глаза, чем представители других этнических групп. Регистрация меньшего числа евреев во время переписи не означала, что еврейского вопроса не существовало. Она лишь проясняла, что этот вопрос носил скорее «качественный», чем «количественный» характер.Несомненно, что Румыния не может выдержать давление даже 780000 еврейского населения <…>.
В мире нет ни одной другой страны, где еврейский вопрос стоял бы так же остро, как в Румынии, именно по причине качественного еврейского перенаселения в нашей стране <…>.
Считаю, что нет никакой другой демографической проблемы, которая сильнее воздействовала бы на экономическую жизнь нашей страны, чем эта[326]
.Идеи С. Мануилэ в некоторой степени радикализировались уже к концу 1930-х гг., но решающий перелом произошел в 1940 г. Несомненно, что его концепция «политики народонаселения», которую он сформулировал в конце 1920-х гг. и которой с тех пор неизменно придерживался, уже содержала в себе значительный потенциал трансформации в отвратительную и агрессивную форму расизма, но потребовались глубокие изменения в международном и внутриполитическом климате, чтобы этот потенциал проявился открыто. Можно даже еще точнее определить переломный момент этой трансформации: лето 1940 г. В конце мая этого года в текстах С. Мануилэ содержалось еще очень мало признаков, которые предвещали бы резкий крен вправо всего через несколько месяцев[327]
. Но уже 6 августа 1940 г. он написал о политике народонаселения, направленной на полную «этническую гомогенизацию» страны путем массовых обменов населением с соседними странами, в которых проживали «румыны по крови». Такой обмен был «героическим, болезненным, но необходимым средством для излечения». «Вся деятельность государства должна быть проникнута заботой о демографическом прогрессе страны». Прогресс такого рода был неотделим от «качественного» улучшения нации, что означало, что действия государства должны были направляться концепцией