Очищение нации. Насильственные перемещения населения и этнические чистки в Румынии в период диктатуры Иона Антонеску (1940–1944)

Анжела Георгиу от имени своих двоих «эвакуированных» племянников и племянницы обратилась к властям с просьбой с просьбой разрешить им вернуться в страну. Как она объясняла, их покойный отец был «истинным» румыном (поскольку происхождение матери не указано, можно предположить, что она была болгаркой). На момент составления списков этим лицам на основе показаний свидетелей о румынском происхождении их отца удалось получить в уездном суде справку об их этническом происхождении. Но этот документ был комиссией отвергнут как недостаточно обоснованный без каких-либо разъяснений, какого рода свидетельства удовлетворили бы ее. Заявительница напоминала, что «в румынском законодательстве нет закона или какого-то другого способа, который бы указал, каким образом должен быть оформлен этот документ»[363]. Думитру Г. С. Слэвеску, Ион Г. И. Желеску и Алету Г. И. Желеску утверждали, что вначале им удалось «доказать» (неясно, каким образом) свое румынское происхождение, но потом их «разоблачили» по анонимному письму как болгар, вследствие чего они и были «эвакуированы». В анонимном письме из города Хыршова, уезд Констанца, отправленном в июне 1942 г., имелись намеки на то, что осенью 1940 г. некоторым богачам удалось получить разрешение остаться в Румынии путем подкупа должностных лиц. Следствие, открытое по этому делу, насколько можно судить по отрывочным сведениям в источниках, подтвердило наличие должностной коррупции на момент «эвакуации»[364].

Поскольку Соглашение по обмену населения не включало положений о смешанных семьях, для них не было сделано исключений. Это означало, что если один из супругов идентифицировался как этнический болгарин, депортировалась вся семья. Это обстоятельство приводило иногда к распаду семей. Некоторые «эвакуированные» в Болгарию лица в своих петициях указывали, что они были готовы бросить свои семьи, если это станет условием разрешения на возврат. В августе 1941 г., например, несколько румынок, высланных вместе со своими мужьями в Кадрилатер, написали в заявлении (пытаюсь передать грамматику и пунктуацию оригинала):

Чем же мы провинились, что наши мужья были болгарами, зачем столько страданий для женщин, которые не хотели ничего иного, кроме как быть верными женами и последовали за своими мужьями тогда, когда те были принудительно эвакуированы из Добруджи.

Здесь нас считают чужими, ибо сам Болгарский Премьер-министр заявил в Собрании, что из Румынии прибыли 66 000 болгар, и 5000 полукровок; какой смысл оставаться в Болгарии, когда нас считают чужими.

Сегодня, когда прошел почти год, как мы разлучены с нашей дорогой Родиной, сегодня после года страданий среди чужаков, и всех пролитых слез, и когда нет никого, кто мог бы понять нашу боль <…> Просим вас, разрешите нам вернуться на Родину, чтобы пожертвовать собой ради нее, и, если нельзя вернуться с нашими мужьями, пустите нас одних, потому что хотим жить как Румынки, и умереть за Румынию[365].

Но румынские власти не спешили выдавать разрешения на возвращение, независимо от того, насколько обоснованы были обращения, поскольку понимали, что выдача нескольких подобных пропусков приведет к бурному росту потока просьб о возвращении[366].

Фото 6.1. Этнические румыны переправляются на пароме через Дунай из южной части Добруджи в северную. Осень 1940 г. Для большинства ««эвакуированных» это было второе перемещение, через которое им пришлось пройти.

Фотография любезно предоставлена Национальным архивом Румынии