Очищение нации. Насильственные перемещения населения и этнические чистки в Румынии в период диктатуры Иона Антонеску (1940–1944)

Деятельность подкомиссий продолжалась с 22 апреля по 9 мая 1941 г., а обмен происходил между 15 мая и 10 июня 1941 г. Он прошел при большем порядке и в меньшем напряжении. Из предварительного списка 9820 жителей северной части Добруджи, подлежавших эвакуации, были исключены 3611 членов смешанных семей, 1734 были переквалифицированы как лица неболгарского происхождения, а 1322 оказались «пропавшими без вести, умершими или внесенными в списки повторно». Следовательно, «годными к эвакуации» были признаны лишь 3153 человека. Неясно, воспользовались ли румынские власти упомянутым ранее предложением Н. Диану, чтобы при отборе «болгар» для «эвакуации» приоритетными были такие критерии, как размеры земельной собственности и политическая благонадежность. С болгарской стороны из первоначальной группы в 7–8 тыс. человек, подготовленной к «эвакуации» (румыны жаловались, что они никогда не получали полных списков), лишь 3689 человек были признаны «годными к эвакуации»[379].

Анализируя результаты и опыт обмена, комиссия указала на «многочисленные необоснованные определения относительно этничности отдельных лиц, которые могли быть сделаны по причинам личной вражды, либо исключения под влиянием чувств противоположного характера». Из первого разряда случаев комиссия привела пример двух армянских женщин из Кадрилатера, зарегистрированных болгарами как этнические румынки, подпадающие под «эвакуацию», вопреки их явному армянскому происхождению. Из второго разряда доклад ссылался на многочисленные примеры «этнических болгар» севера Добруджи, которые получили свидетельства о румынском происхождении от некомпетентных в этом вопросе органов, как то: муниципалитетов и адвокатских коллегий. Румынская делегация в Смешанной комиссии была даже вынуждена направить циркуляр, в котором рекомендовала этим органам впредь такие свидетельства не выдавать. Доклад списывал все случаи второго типа на «излишнюю, чисто восточную сентиментальность, которая многих заставляет из милосердия закрывать глаза на очевидные факты». Другими словами, для членов комиссии сочувствие и человечность были признаками «восточной отсталости», в то время как современность требовала жесткости и бескомпромиссности. Доклад заключался следующим выводом:

При обмене населением зачастую требуется исключительная твердость характера, чтобы не впасть в грех чрезмерного великодушия, находясь среди [подлежащего эвакуации] населения и присутствуя при ситуациях, сопутствующих расставанию семей с местами, где у них есть очень глубокие корни, особенно в нашей стране, где жить так хорошо[380].

«Эвакуированные», помимо того, что их разлучили с родственниками и родной землей, потерпели и значительный материальный ущерб. Многие румынские колонисты, покидая Кадрилатер, уничтожали оставленное имущество, как то: дома, хозяйственные постройки, сады. С другой стороны, румынские жандармы на пограничных пропускных пунктах подвергали этнических болгар унизительным досмотрам (все эвакуированные должны были сдать золото официальным представителям Национального банка Румынии). По крайней мере в одном особенно возмутительном случае румынский жандарм вырвал у оторопевшего болгарина золотой зуб. Переселенцы в Кадрилатер жаловались на случаи насилия со стороны жандармов, в том числе по отношению к женщинам. Болгарские власти позднее оценили потери перемещенных в свою страну лиц в огромную сумму в 2 млрд левов и предъявили противной стороне иск о возмещении ущерба, который румыны вполне предсказуемо отказались удовлетворить[381]. Поскольку исход румынского населения из Кадрилатера и «эвакуация» «этнических болгар» на юг Добруджи проходили под контролем румынской армии, полиции и жандармерии, у румын не было серьезных оснований для контрпретензий, однако и они отмечали, что многие беженцы добирались до своих пунктов назначения на севере Добруджи в чрезвычайно тяжелом состоянии, с истощенными от долгого пути животными по причине необеспеченности надлежащим кормом[382]. Румыно-болгарские отношения до самого конца войны отмечались напряженностью и взаимными обвинениями по поводу оставленных наделов, оценок оставленного на полях урожая и покинутых или разрушенных бывшими хозяевами домов. Несмотря на попытки правительств решить эти вопросы на переговорах в апреле и декабре 1943 г., имевших целью погашение всех конфликтов, возникших в ходе реализации Крайовского договора, дипломатические трения сохранялись вплоть до 1944 г. и были прекращены только при установлении новых коммунистических режимов в обеих странах[383].

6.3. Расселение