Очнись, детка!

После четырех лет ожидания мы практически не могли заснуть в ту ночь. Мы несколько часов подбирали имена. Мы были так взволнованы, что почти ничего не ели в тот день, когда поехали за ними. В роддоме мне казалось, что я не смогу дождаться их появления.

И вот они появились – такие крошечные, очаровательные и красивые. Мне казалось, что мы самые счастливые люди в мире, потому что эти девочки – наши! Конечно, я знала, что история с усыновлением будет непростой, но опыт доказал, что оно стоит того. Мы отвезли их домой и не спали несколько ночей, потому что… ну вы сами понимаете, это новорожденные близнецы. Нам было все равно. Это был один из самых счастливых отрезков в моей жизни.

А четыре дня спустя в десять часов вечера к нам в дверь позвонила полиция.

Я была так удивлена этим звонком, что подумала, что это какая-то поздняя доставка. Вот насколько я была далека от реальности – в мою дверь звонят посреди ночи, а я думаю, что, должно быть, это приехало мое миндальное масло.

Тогда мне и в голову не могло прийти, что спустя несколько секунд мое представление о том, как устроен мир, полностью поменяется. Раз и навсегда.

Это была не служба доставки.

Это были два офицера полиции, которые сообщили, что в патронажную службу поступил анонимный звонок относительно нашей семьи.

Я стояла на крыльце и пыталась понять, что мне говорят. Голова плохо работала от недосыпа, и слова никак не желали обретать смысл.

В течение следующих шести дней я узнала, что это была довольно частая практика. Так как горячая линия по жестокому обращению с детьми анонимная, туда может позвонить кто угодно. Люди делают это просто назло, чтобы навредить вашей семье, или чтобы отвлечь внимание от себя, или по миллиону других причин, о которых я даже не хочу думать. Сколько бы я ни размышляла над случившимся, это ни к чему не привело. Неважно, что бы мы сказали или сделали, ничего изменить было уже нельзя. Следствием этого звонка стало серьезное расследование.

Позвольте мне сделать паузу и сказать, что расследование, конечно же, необходимо. Жестокое обращение с детьми – это ужасное и достойное осуждения преступление, и если правительство не будет за него наказывать, то как смогут приемные дети рассчитывать на безопасность? Я понимаю это на уровне логики. Но с другой стороны, мне пришлось сидеть в гостиной и выслушивать, как сотрудник опеки задает моим сыновьям вопросы типа «Мама и папа когда-нибудь били друг друга, когда выходили из себя?» или залезал ли кто-нибудь им в трусы.

Я пыталась сохранять спокойствие ради моих мальчиков. Держа на руках восьмидневного ребенка, старалась улыбаться и говорила: «Ничего не бойся, малыш, говори правду».

Потом сыновья вышли из комнаты, и я со слезами подписывала бумаги, что офицеры могут просматривать медицинские карты мальчиков, их школьные документы и задавать дальнейшие вопросы.

И все это время в моей голове крутилась мысль, что именно я настояла на том, чтобы вступить в патронажную программу. Это я втянула свою семью во все это. Я потратила столько сил, чтобы мои дети не пережили травмы, похожие на мои, и тем не менее сама же навлекла на нас проблемы.

Я ничего не понимала.

Я была так наивна, что не думала, что будет дальше. Я думала, что самым сложным будет помочь приемным малышам справиться с их травмами, и даже не догадывалась, что сами мы будем находиться под прицелом из-за того, что попали в этот мир. Я знала – все мы знали, – что мы невиновны и все подозрения ложные. Но расследование показало, что доказательства «неубедительны». Мы не «невиновны», потому что как они могут доказать нашу невиновность, если их единственные свидетели – это дети, которые еще слишком малы? Это система, где ты виновен, пока доказательства не покажутся достаточно убедительными.

В то время многие спрашивали меня: почему я так похудела? Они хотели узнать, на какой диете я сижу, чтобы тоже ею воспользоваться. Но это была не диета, а серьезное расследование, которое длилось несколько недель. Представители органов опеки сидели у нас в гостиной и задавали вопросы, были ли мы когда-нибудь настолько злы, что толкали детей?

Вы уверены, миссис Холлис? Возможно, были моменты, когда вы не контролировали себя?

У меня пропал аппетит. Я не могла заснуть, не приняв снотворного.

И все это происходило, когда у нас появились новорожденные близнецы.

И вдруг в разгар этого кошмара мы обнаружили, что девочек нельзя удочерить. Их биологический отец хотел их вернуть. Оказалось, что он не собирался с ними расставаться, но нам об этом не сообщили. Им нужна была всего лишь патронажная семья на некоторое время. На наше возмущение мы получили ответ от социального работника, что их можно будет удочерить когда-нибудь, если их отец самоустранится.

Эти объяснения были отвратительными, но, честно говоря, я даже не могла обвинять ее.