Ода на рассвете

Но Елизавета словно ее не слышала, продолжая борьбу и прогоняя нежеланного гостя.

— Лизонька, — продолжала няня, — это мой сын!

Девушка тотчас остепенилась.

— Это мой сын, — повторила няня и отпустила ее плечо.

— Сын… — произнесла ошеломленная Лиза, запутавшись в своих чувствах и гоняя взгляд то на бедную няню, то на лукаво улыбающегося командира. От прежней ярости не осталось и следа. — Мне… Простите… Мне нужно выйти… — она прошла мимо командира и, постепенно тая в темноте, скрылись за стогом сена, находившимся у амбара.

— Ты что, не сказала им ничего? — спросил у матери Леонид Садовский.

— Не всё, — кратко ответила Марья Петровна. — Боязно мне стало. Что будет не знала, поэтому отложила на потом… А тут ты… — мать вздохнула.

— Ну, извините, — бесцеремонно отозвался командир. — Держи, мать, — потянул он ей какую-то бумагу.

— Что это? — приняла ее няня и разложила.

— Это справка, что у тебя есть перевоспитанники. Теперь всё официально. Можете не бояться нечего… Я пойду.

Марья Петровна хотела его задержать, но не позволила себе этого, беря во внимание какие последствия могут произойти.

— Ты меня не видела. Никто меня не видел. Поняла?

Мать печально кивнула головой.

Дверь захлопнулась.

Лиза, спрятавшись за стогом сена, уткнулась головой на скрещенные на коленях руки. Она не плакала. Она была в великом смятении. В ее душе буйствовали самые разные чувства и ей нужно было во всём разобраться. Мурашки пробежали по ее спине, когда она услышала приближающиеся тяжёлые шаги. Их хозяин остановился напротив Моховой. Лиза увидела перед собой знакомый силуэт, освещенный холодным светом луны. Она съежилась и задержала дыхание. Силуэт около минуты стоял в полном молчании. Хотя отдельных его черт не было видно, но надменный безжалостный взгляд и кривую ухмылку он и не пытался скрывать.

— Не глупи, Елизавета! Иди в дом! — приказал командир и развернулся. Тяжелые шаги стали отдаляться и, когда их почти не было слышно, скрипнула калитка.

Девушка, наконец, смогла вдохнуть. Он ушел.

Она бы с радостью вернулась в дом, но как? Как она покажется перед няней? О, ей было так стыдно и грустно! Что же делать? Девушка почувствовала, что начала замерзать, но совесть не разрешала ей войти в избу. Мучаясь в своих рассуждениях, Лиза бы осталась там до утра, если бы не внезапное:

— Лизонька, дитя моё! — кинулась к ней, укрывая пуховым платком, няня. Как же это было нужно и ожидаемо сейчас!

— О, Марья Петровна, — взмолилась Мохова, вставши на колена и схватившись за теплые нянины руки, — простите меня! Я… Я не знала! Я не хотела! Сможете ли вы мне простить такой низкий поступок?

— Лиза, я ничуть на тебя не сержусь. А ну-ка, — сказала няня, помогая девушке подняться и, укутав её в платок, вытерла подступившие слёзы, — пойдем внутрь. Самовар поставим, чайку попьем и поговорим по душам.

Лизе, что и оставалось, так это подчиниться добродушному предложению няни.

За чаем Марья Петровна рассказала всё подробнейшим образом: что произошло во время ареста, как она уговаривала Леонида, на какие условности пришлось ему пойти, что срок дали небольшой, около трех лет и не более того, что они живут и трудятся в человеческих условиях, что Леониду нужно верить (он же всё знает), что вот есть даже справка, что всё, в конце концов, будет хорошо и будет хорошо, как прежде, что, когда они вернутся, все возвратиться на круги своя.

Елизавета, тронутая такой заботой со стороны няни, ещё более вознесла ее добродетель в своих глазах и искренне раскаивалась за то, что была столь невежественна. Она почувствовала себя в большом долгу перед этими людьми. А тот факт, что ждать нужно всего-то три года, окрылил ее ещё большей надеждой на прекрасное будущее. Лиза вознамерилась обязательно поблагодарить Бога за эту милость. Не осталось без внимания и утешения и то обстоятельство, что Саша крепко спал в отдаленной запертой комнате и не был свидетелем этого ужасного события.

Наконец, в приятном расположении духа, они пожелали друг другу спокойной ночи и погасили свет, хотя можно с уверенностью сказать, что ночь после таких переживай спокойной им не выдалась.

Рано утром, когда только-только зарядились петухи и облака только-только начали отображать мягкий теплый свет первых лучей солнца, у калитки остановилась повозка. Пассажир ее, разгрузив свои вещи, рассчитался с извозчиком и тот уехал

Лиза и Саша, заглянув в окошко, сразу узнали кто это такой. Не теряя ни минуты, они выбежали навстречу нежданному раннему гостю.

— Рома! Ромочка! — бросилась ему на шею Лиза с раскрасневшимися глазами. — О, как хорошо, что ты приехал! Как же хорошо!

— О, а я буду помогать! — заявил Саша, взявшись за один из чемоданов брата.

— Нет, нет, Сашка! — запретил ему Роман. — Он очень тяжелый. Если хочешь помочь, возьми этот поменьше, — указал брат на другой чемодан. Сашка с радостью схватил его и потащил в дом. Вскоре все вещи были перенесены.