Ода на рассвете

Да, это были слова из заветной пятой главы от Матфея.

«Любите врагов ваших, молитесь за обижающих вас.»

«Как, Господи? Как я могу любить этого человека? Как я могу молиться за него? Это невозможно! Он уничтожил всё! Он убил моих родителей! Он убил мою семью! Он меня убил, Господи! Как мне после этого быть?! Я… Я… Я не могу…»

«Гневаясь не согрешайте, солнце да не зайдет во гневе вашем: всем прощайте.»32

«Как это можно простить?! Я сдаюсь. Я не умею!»

«Смотри на Меня и учись.»

«Боже, что я значу? Что я смогу?»

«Я есть Любовь. Любовь всё прощает и покрывает множество грехов.» 33

«Ты- мой Господь. Ты- моя надежда и убежище, сила и защита.»

«Смотри на Меня и учись. Я возлюбил этот падший мир и дал ему самое драгоценное- Моего Единственного Сына. Люди распяли Его. Я простил их и более того, даровал им спасение. Я простил их и более того преступлений их не вспомяну никогда. Я простил. А ты сможешь?»

Лиза опустила голову и смиренно ответила: «Все могу в укрепляющем меня Иисусе Христе.»34 Она знала: она не одна.

Послышались шаги. Пришёл Роман.

— Я знал, что найду тебя здесь, — сказал старший брат, опершись на отдых о заснеженный ствол лиственницы. — Отсюда открывается красивый вид, — он присоединился к наблюдению за закатом. — Скоро стемнеет… — сказал Рома через время.

— Да… — рассеянно согласилась Лиза, не спуская с солнца глаз, и уже увереннее добавила: — Но завтра будет новый день.

— Скоро стемнеет, — продолжал он, укрывая сестру теплой накидкой и подавая валенки, — и Марья Петровна очень беспокоится… Она беспокоится о Леониде. Она сердцем чует, что с ним что-то случилось, — Лиза посмотрела на Романа. Глаза ее были сухими и строгими. — Лиза, — склонился он ближе и положил руку на плечо сёстры, — любите врагов ваших…

— И молитесь за обижающих вас, — дополнила она и грустно улыбнулась. — Я знаю, Рома, и я готова исполнить каждое слово.

Садовский лежал в снегу. Кроме боли, дикой боли, он абсолютно ничего не ощущал. Острые зубья капкана пронизывали ступню через кожаный сапог. Из левого предплечья выглядывало белое острие кости. В груди невыносимо пекло, да так, что дышать получалось через раз.

Леонид попал в свой собственный капкан. Он разложил его этим утром с мыслью, что попадется крупный зверь. Да, так оно и есть, на каждого зверя своя ловушка. Досадуя и гневаясь на целый свет, он свалился по крутому склону вниз.

Теперь Садовский валялся в сугробе, пропитанном и протаявшем от его крови. Он не мог двинуться с места. Любое движение ему стоило мучением адских болей. Подбирая и строя самые замысловатые выражения, Леонид поганил всё, что только видел и помнил на своём веку, но это ему облегчений никаких не приносило. Он осознавал: конец.

Начало темнеть.

В сумерках к нему кто-то приблизился. Садовский узнал: это Роман.

Мохов остановился возле командира и дал знак кому-то на верху. Оттуда начали осторожно спускаться с санями. Кто это был Леониду было безразлично. Рядом с ним стоит Роман и ему этого доставало.

Леонид, собрав остаток сил, стянул с плеча охотничье ружьё и кинул его в ноги Роме.

— Убей меня! — приказал он. — Пристрели собаку! Я полностью этого заслужил. Я не хочу жить! Достала она! Треклятая жизнь!

Издалека послышался волчий вой. Хищники почуяли запах крови и легкой добычи. Они приближались к цели, следуя своим инстинктам.

— Убей меня! — завопил с новой силой Садовский в такт с волками и брякнулся на землю. Это было последнее, что он смог сделать.

Роман взял ружьё и выстрелил… в воздух.

Потребовались ещё пули. В их поиске он начал шарить по карманам потерявшего сознание командира. Найдя их, он зарядил одностволку и выстрелил снова. Мохов проделал так несколько раз. Вскоре волков не стало слышно. Они убежали, испугавшись звуков ружейного залпа, эхом раздававшегося по всей округе.

XII

Садовский очнулся.

Было тепло. В печке потрескивали дрова.

Перед глазами плыл туман. Первое, что удалось разглядеть Леониду, была Лиза, бережно перевязывающая его раны. Теперь, увидя себя обвязанным, он начал чувствовать боль, которая с каждой секундой нарастала и распространялась по всему телу. Понемногу к нему возвращалась память. Он был жестоко разочарован, что до сих пор жив. Садовский помнил окровавленный снег, помнил вой волков, помнил выстрел. Какое преступление он совершил, что выжил?

От терзавшего чувства досады, пострадавший застонал. Лиза вздрогнула. Она столкнулась с застывшим на ней взгляде и покрылась мурашками.

В комнате поднялась суета и перед Леонидом показались другие знакомые головы.

— Леонид Петрович, как вы себя чувствуете? — спросил Роман, прикасаясь к его целой руке.

Садовский медленно перевел взгляд на Мохова:

— Почему ты меня не убил? — слова выдавливались как из сухого колодца.

— Значит, лучше, — одобрительно заметил Рома. — Марья Петровна, его ещё не стоит не беспокоить. Потом… Потом будете с ним разговаривать, — сказал он няне, отводя ее от больного. Сам же здесь тоже долго не задержался.

Лиза вскоре закончила перевязку.