Ода на смерть оборотня

– Хотел с мужиками посидеть, выпить. – Вздыхает оборотень. Из-под повязки на лице запрыгали искры. – Умрёшь с вами, как же.

Грожу бычьим пузырём с иглой, улыбается.

Через два дня, у костра, Цыплёнок, он же Ёршик, поведал «Песнь о спасении волчонка Тени великим героем Ершинингельдом, Жителем Лучшего Мира».

Как нырнул в дыру над костром («портал» называется), так оказался в каменной пещере. Там река темнее ночи, трёхголовый пёс, летучие мыши и накрытый стол. Два мужика: дед в балахоне и череп с глазами бокалы подняли. Празднуют, гостя дорогого ждут.

– То Харон и Миктлантекутли, то есть Микки. – Поясняет Тень. – Славные парни, весельчаки. Боги Смерти.

Ершик после первого кувшина поинтересовался: «Кого ждём-встречаем?», после второго – «Где шляется оборотень, почему с нами не пьёт? Не уважает?». А как узнал, что Тени нет в мире мёртвых, так потребовал у собутыльников портал в «мир искусных ведунов».

– Сначала тайно глядели как знахари обряд воскрешения проводили: умершему грудь давили, иглами кололи.

– А потом?

– Потом Микки моргнул и все уснули.

Тогда Ёршик и стащил бычьи пузыри с зельем, соломины с эликсиром и лечебные камни «анальгины»: один к одному, как заячий горох.

Хотел, говорит, сундук-пищалку забрать, но тяжел оказался, в портал не пролез.

Раньше бы первая Ёршика назвала пустомелей. Но самолично видела как появился с мешком знахарских приблуд. И ведь помогло.

– Время снадобья! – Ишь, распоряжается, как взаправдавский лекарь.

Снадобье готовлю из анальгинов – заячьего гороха. Перетираю в порошок, настаиваю с медуницей и вливаю оборотню в горло.

Как окреп, так сам камни глотает и ворчит:

– Пустое. Заживёт как на волке.

Но Ёршик непреклонен:

– Анальгины жуй на рассвете, на закате, в полночь и полдень. В тот час они силу имеют.

Вот так сильное колдовство! Уже через седмицу оборотень на ноги встал. Мне на плечо оперся, взял крепкую суковатую палку. Так мы с ним обошли вокруг избы, к костру возвратились.

Тень отбросил вдруг палку, упёрся в землю ногами, развернулся и обнял.

Укрыл, как снегом поляну, к груди прижал. Да так крепко, будто вовек не отпустит.

– Колдунья строптивая, разласка милая.

Волосы укутали нас, как саваном. Я уткнулась в волчий плащ. Аккурат в то место, где выходная рана колдовского заклятия. Вдруг захотелось пролезть сквозь повязки и рубаху, прижаться к коже, вдохнуть животный мускусный запах.

Оборотень одной рукой обнимает, другой по спине гладит, шепчет в макушку нежные глупости. Слова обволакивают, струятся, пряди утаскивают их к себе.

– Близок мира конец, а им под венец. – Заворчало недалеко.

Тень говорит:

– Здравствуй, Ёршик! Где пропадал два дня?

– Землю спасти – не блох пасти. Мир ваш в опасности.

– Неужто?

– Пророчество сбылось: два престарелых божества стащили у рябого демиурга зачаток мироздания в виде золотого яйца. И вот…

Ёршик замолчал, ожидая вопросов. Мы сделали вид, что нам не интересно. Ну вот ни капельки.

Он запыхтел, помолчал, но не выдержал:

– Не умеешь – не берись! Конечно, старики не уследили. Появился серый разрушитель и уничтожил зачаток. А это что значит?

Мы замерли, ожидая подробностей.

– Это верный предвестник конца всего живого. Курам на смех!

Ну и пусть хоть конец света, хоть начало тьмы. Не хочу, не буду вылезать из объятий. Пахнет оборотень зверем, силой, надёжностью.

Невидимый Ёршик продолжает:

– Я-то сбегу, но вас, дуриков, жалко. Сгорите почём зря. Но! Есть я, значит, а у мира – шанс.

Тень и говорит:

– Неужто мы тебя оставим? Вместе пойдём.

Слышу: заверещал Лучик, запрыгал. С охоты вернулся, зайца или утку принёс. Серый оборотень совсем молод, бегать ему волком ещё лет сто, пока не убьёт достаточно людей, чтоб заполучить возможность обращаться в человека.

– Мало мне недобитого волка, – я так и представила, как Ёршик горестно лапами взмахнул, – ещё и неразумное чадо. Всё, Земля обречена.

Тень отвечает. От густого голоса моему уху и гулко, и щекотно:

– Ничего, Ёршик, прорвёмся. С таким командиром всё получится. Эй, мир, слышишь? Крепись, мы уже выдвигаемся!

Ну, вот, начинается…