Ода радости

«Мультики на стене, сейчас будут мультики на стене», – воркую я, недоумевая, как продержу ребенка на этом выгодном месте полчаса без движения, но, на мое счастье, по дворцу время от времени прокатывается блик, и ребенок нетребовательно квакает ему в привет, а уж когда стемнело и к нам протиснулся Федя, и по дворцу поплыли жар-птицы и слоны, Самс прибавил громкости и, вопя и простирая из манжеты-шины никогда не зевающий указательный перст, оглушил даже меня, хотя накануне мне заложило ухо.

На нас оглядывались, как оглядывался как-то раз охранник в районном храме, возмущенно цыкавший в мою сторону, стоило Самсу квакнуть поперек службы, – наверное, он думал, что я как мать могу упредительно вырубить этот прямой эфир. Федя, рассуждая о том, что Швейцария в световом ролике какая-то не такая, – рябило, слоны все не шли, – не меняя спокойного тона, вежливо отмечал, что Самс снова хватает его за голову. Вскоре, однако, все передние ряды получили возможность убедиться, что несдержанность у этого хватливого и крикливого ребенка наследственная: вперед протиснулась полная молодая дама, и я Фединым тоном заметила: «Это че?» – и она через трагическую паузу и вполоборота пояснила, что ищет сына, и я предложила позвать. Сын потерялся в белой рубашке и под именем Жора, которого нет лучше для мамского ора. Так что пока дама повелительно оглядывала ряды зрителей, прилипшие, как она, к ограде, мы с писательницей Олей Гришаевой посылали неотразимые позывные над толпой. Мальчик в белой рубашке явился, стоило полной даме, по-прежнему стиснув губы, отплыть, и мы запустили в прямой эфир сигналы обратного хода: «Мама Жоры, мама Жоры!» – пока мальчика не выудил и не увел какой-то вовсе мужчина, а другой, посмеиваясь неподалеку, стал обыгрывать окказиональный мем: а Жора будет? Тут проснулся абсолютно плюшевый Саша, без месяца год, но тоже Гришаев и не прочь дать голосу волю.

Трое детей, в такие моменты я чувствую великую гармонию и выгоду троих детей, потому что Оля исчезает на другой стороне поля за какао для старшего, пока тот мне показывает, что вполне в силах вытащить абсолютно плюшевого Сашу из коляски, только положить обратно никак, а Самс срывается с места на нетвердых матросских ногах переплывать океан травяной поляны, где слепящие айсберги световых столбов, и на упоительно громоздких планшетах гордые волонтеры кажут дополненную реальность, и ничего не видно в темноте, но рукава мои длинны и размотались, и Самс с разгона ныряет в траву, споткнувшись, и я нахожу его уже перетягивающим самолетик с ходунком помельче, о котором я бестактно спрашиваю, сколько ему месяцев, и узнаю, что он ровесник нашего, просто миниатюрнее сложением, что не мешает ему самолет отобрать и уронить, и я прошу Федю запустить попискивающий светом чужой самолет, потому что какао с мамой вернулись, и все при деле: абсолютно плюшевый Саша переползает плед, Самс переплывает поляну, Федя перегоняет самолет.

На обратном пути Самс и Саша перекрикиваются в колясках, как дельфины в базарный день, а Оля рассказывает, что видела в нашем районе проездом вывеску: «Братеевские интеллектуалы». И мы решили, что братеевские и ореховские интеллектуалы в нашем случае нашли общий язык для общения на большой глубине.

В прошлый раз мы страшно измотали Федю тем, что не умели догонять, а только убегать от него с высунутым языком, не пошли на спортивную площадку, а зависли на малышовых горках ему по пояс и ложились на дневной сон на полдороге к палатке с мороженым. Мы и правда перебрали с Олей, как две типичные мамы, набросившиеся на бурный диалог после домашних диетических бесед из кваков и примурлыкиваний, так что, когда оказались у метро, спокойный Федя несдержанно возопил, что устал наконец гулять. Я заискивающе попросила его хорошо от нас отдохнуть, прежде чем мы снова увидимся. И он окончательно покорил меня, ответив сквозь всхлипы, что от нас он вполне отдохнет за один этот вечер.

В моей жизни припоминаю три, пожалуй, самые трудные и сознательные трансформации: я учила себя быть веселой, потом внезапной, потом бездумной. Для серьезного, тревожного и не в меру рефлексивного человека уход в декрет – практикум по расслабону на годы, и я пока на вводном уровне, где главное достижение – это удивиться, как часто и неизменно желание быть разумной матерью срывает продуманные мной или предписанные психологами планы, зато стоит забить, запустить, затупить, завалить, как все складывается лучшим образом.