Читаем Ода радости полностью

Я всегда считала, что в игре важны правила, и тоскливо готовила себя штудировать сборники игр, чтобы в нужный момент организовать ребенку веселье. Еще в школе я узнала, что не умею развлекать, когда нас приставили пастушками в младший класс, и я, пользуясь положением старшей, наслаждалась тем, как все вокруг носятся и шумят. И до сих пор, приглашая гостей в дом, я тайно рассчитываю, что они сами, явившись, найдут себе занятие по душе, а заодно и меня займут чем-то новым, удивительным и приятным. Класс никак не мог успокоиться, и помню, что смешила саму себя, призывая очередного бегунка церемонным «ты, который…», когда на подмогу прислали еще одну девочку из старших, и она мигом приручила класс и водворила трепетную тишину, просто начертив на доске квадратики для разгадывания слова в «Поле чудес». До сих пор я немного завидую ее знанию, как мигом подчинить разгоряченную толпу, и все же чуть-чуть презираю ее метод за его простоту, действенность и доступность.

Я всегда считала, что в игре важно знать правила, и чуть-чуть презирала такие игры.

Вот почему сейчас, когда с ребенком после года уже интересно играть, но невозможно соблюдать правила, я чувствую, как попадаю в свой жанр. Он не умеет везти машинку по дорожкам на игровом ковре из «Икеа», но мы вместе забавляемся, катая мне по ногам грейпфрут. Он не любит слушать, как я читаю, но любит перелезать через меня, пока я надсаживаюсь на разные голоса над книгой. Он злится, когда я ставлю кубики один на другой, но хохочет, стоит мне водрузить ему на голову крышку от лампы с ультразвуковым увлажнителем воздуха или плюшевого зайца: ему нравится дожидаться, когда они свалятся, чуть кивнешь.

А вчера он и вовсе включил меня в свою игру. И поиграли мы в поросенка Фунтика.

Вообще-то день был недружелюбным с самого утра. Когда уже подъезжал наш автобус, я услышала, как через дорогу потрясает нетвердым голосом мужчина: «Что ж вы делаете, мне же больно!» – трое катались по капоту, мелькала голая спина в задравшейся куртке. Я хотела было уже звонить в милицию, но, проехав на автобусе мимо драки, увидела, что она возле милицейской машины и разгорелась. Тут коляску резко повело к выходу, потому что автобус повернул, а вместе с ним, как обычно, развернуло педаль тормоза на коляске. С театральным воплем «Куда же ты?!» я вернула ребенка на место и тут же схлопотала совет от немолодой дамы, сидевшей к нам спиной и вряд ли видевшей исходное положение коляски, что ставить надо боком, ведь если что, отвечать водителю, который вот уже и сам разогнался в крик прямо из кабины и на полном ходу костерил тех, кто так ставит коляски, а потом пишет на него жалобы, вот хоть недавно писала одна такая. Тянуло ввязаться в долгий спор, но утром я успела прослушать лекцию о том, как быть для ребенка мощной альфой, и под впечатлением от своей доминантной позиции была неуязвима для претензий. Как мощная альфа, я вкатила коляску в парк и спугнула пожилую пару, репетировавшую танец в уединенной аллее под доминантные причитания дамы, что нет, не так, сейчас ведь мы пойдем из лока; мы еще только открыли наш термос с кашей, а дама уже сказала партнеру, что он молодец, теперь у них все получится, и я осмелилась бросить наконец взгляд им в удаляющиеся спины и удивилась, что партнер дамы в широкой оранжевой юбке лысоват, сед и невелик, как хоббит Бильбо в сто одиннадцать лет, а вот поди ж ты, все у него и теперь получится.

В ходе самой любимой на улице игры Самса – ходьбы без правил, направлений и дорожек – мы подбрели к волейбольной площадке, где едва не разжились мячом, протянутым нам дружелюбным скучающим дядькой: площадку оккупировали тетки, бодро наращивавшие счет, и, когда мы, захватив мяч всей длиной ручек, сказали дядьке: «Ну до свидания, спасибо» – и бережно понесли добычу в эпицентр игры и дядька крикнул кому-то своему в игре: «Эй, Люба, принимай пополнение», тетки зашикали на нас, мол, щас в голову прилетит, идите подальше. Я очень ценю разумные советы и все же чуть-чуть презираю их за однозначность и ограниченность. Оставив мяч в утешение дядьке, которому не скоро придет черед пустить его в ход, я потянула Самса на поляну с дубом, где мы уж точно не будем путаться под ногами, тем более что у нас есть свой мяч и пенопластовый самолет, который я сейчас поучусь запускать, и Самс, который выпустил мяч, обошел едва ли не в ноги ему пикировавший самолет и нацеленно движется к новой командной игре, развернувшейся неподалеку от дуба.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Зараза
Зараза

Меня зовут Андрей Гагарин — позывной «Космос».Моя младшая сестра — журналистка, она верит в правду, сует нос в чужие дела и не знает, когда вовремя остановиться. Она пропала без вести во время командировки в Сьерра-Леоне, где в очередной раз вспыхнула какая-то эпидемия.Под видом помощника популярного блогера я пробрался на последний гуманитарный рейс МЧС, чтобы пройти путем сестры, найти ее и вернуть домой.Мне не привыкать участвовать в боевых спасательных операциях, а ковид или какая другая зараза меня не остановит, но я даже предположить не мог, что попаду в эпицентр самого настоящего зомбиапокалипсиса. А против меня будут не только зомби, но и обезумевшие мародеры, туземные колдуны и мощь огромной корпорации, скрывающей свои тайны.

Алексей Филиппов , Евгений Александрович Гарцевич , Наталья Александровна Пашова , Сергей Тютюнник , Софья Владимировна Рыбкина

Фантастика / Современная русская и зарубежная проза / Постапокалипсис / Социально-психологическая фантастика / Современная проза
Земля
Земля

Михаил Елизаров – автор романов "Библиотекарь" (премия "Русский Букер"), "Pasternak" и "Мультики" (шорт-лист премии "Национальный бестселлер"), сборников рассказов "Ногти" (шорт-лист премии Андрея Белого), "Мы вышли покурить на 17 лет" (приз читательского голосования премии "НОС").Новый роман Михаила Елизарова "Земля" – первое масштабное осмысление "русского танатоса"."Как такового похоронного сленга нет. Есть вульгарный прозекторский жаргон. Там поступившего мотоциклиста глумливо величают «космонавтом», упавшего с высоты – «десантником», «акробатом» или «икаром», утопленника – «водолазом», «ихтиандром», «муму», погибшего в ДТП – «кеглей». Возможно, на каком-то кладбище табличку-времянку на могилу обзовут «лопатой», венок – «кустом», а землекопа – «кротом». Этот роман – история Крота" (Михаил Елизаров).Содержит нецензурную браньВ формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Михаил Юрьевич Елизаров

Современная русская и зарубежная проза