Ода радости

Затеять спонтанное высаживание на горшок одновременно с освоением сенсорной коробки – и выдохнуться за полдня, собирая крупу с пола и высчитывая неравномерный ритм пописов, и, поймав себя на том, что готова ребенка над раковиной уже не высаживать, а трясти, и что не было у нас еще утра унылее, чем то, когда я кружу над ребенком, как орлица над гусенком, в попытке застать момент, когда пора ему стянуть штаны, и, увидев в его глазах, уставленных снизу на меня, вопящую с надрывом трех сестер: «В горшок, в горшок!», печальное недоумение, внять совету подруги: хочешь без памперсов – тупо стирай трусы, и через миг после отмены тренинга по высаживанию застать себя танцующей с ним за руки под Рок-ФМ без единой мокрой мысли.

Уговаривать его не лезть на горку, мокрую после дождя, найдя предлог в том, что горка для больших, обрывается высоко, всходит круто и нам на нее не взобраться. Минута – и вот он уже сам подтянулся на высокий обрыв этой горки и лезет вверх по мокрому крутому спуску, не выпуская грузовика из руки. Убедиться, что человек может все, если хочет, но хочет он всего, что угодно, только не развиваться: ему и с сегодняшним собой хорошо.

Попытаться отнять машинку, чтобы помочь нести: показалось, ребенку так легче ковылять за ручку со мной. И тут же понять, что подыграла не ему, вмиг опротестовавшему мое решение, а своим театральным представлениям об образе доброй мамочки.

Злиться, как сказочный король на придворных, не доложивших ему, что сын его вырос, когда малыш опрокидывает подряд четыре ведра с водой, которые я, упорно не замечая его активной теперь любознательности, раз за разом оставляю при уборке без присмотра.

Догадаться, что мало радости от новоприобретенного умения ходить, если тебя то и дело ловят, тащат в обратную сторону, выдергивают из-под ног толпы и запихивают в коляску, как было в первый наш день после отпуска в Москве, на гик-пикнике в Коломенском, куда мы через день по необходимости вернулись и вдруг провели волшебный день с Самсом, гуляя без коляски, без людей, а главное, без цели и направления, переходя бродом поля, вскарабкиваясь на красные дорожки лестниц дворца Алексея Михайловича, утыкаясь в цветы и едва не срывая пчел. Я чувствую, что мы переживаем весну прямохождения, когда Самсу, будто Алисе в стране чудес, все равно куда идти, лишь бы снова и снова попадать куда-нибудь, и вот я вижу, как он, не дожидаясь моей помощи или подсказки, учится форсировать водосток – оступившись и раз за разом возвращаясь, и пересекая его, и наступая так и эдак, пока не догадывается, что узкое препятствие может просто перешагнуть.

Начитаться про натуральные красители для соленого теста и пальчиковых красок и намесить заготовок розовато-телесного и марлево-зеленого оттенков, так что муж сразу определит мое новое увлечение как кружок юного патологоанатома, и оба они с ребенком натуральное брать в руки побоятся, и слепить назло им и себе в удовольствие гномика, и обнаружить, что домашнее мое тесто не держит вертикаль и гном осел, и послать его подруге с подписью: «Смотри, я слепила жабогнома!» – и получить ответ: «Я думала, это у вас из-под ванной вылезло» – и совет записаться в гончарную мастерскую.

И запомнить, что давно мы так, до истерики, не хохотали с мужем, как в торжественное утро рисования и лепки, – разве что однажды, когда малышик заворочался, просыпаясь, а муж велел: «Делай вид, что спишь, может, он мимо проползет!» – а сам трясся от смеха во весь рост, как проглотивший щекотку удав, но я все равно из нас двоих первой была обнаружена сыном и взята в плен.

Понять, что мои развивашки – способ вытеснить тревогу от незнания, что делать с малышом, а беспокойное желание с ним что-то делать свербит всегда, свербит везде – ведь то, чем не манипулируешь, кажется неуправляемым и не своим. И вот однажды утром словить свой дзен, когда ребенок, разбирая штучки на пеленальном столике, проделал то, чему я его точно никогда не учила – разве что вскрикивала панически, когда он случайно хватал: нашел, опознал и, молча взглянув в глаза, протянул мне очки. Растроганная, я с тех пор клала их на видное место в столе, гадая, повторит ли волшебный трюк. Он повторял каждое утро, и я благодарила от всей души, а потом он научился их срывать с меня, улыбаясь и предвкушая забаву, когда еще заносил руку для хватка. И я поверила, что все придет само, и вспомнила мамино: «Не дрочи ребенка».