Читаем Ода радости полностью

Беспокоиться, изучать ли сначала соотношение размеров или цвета, приучать к команде «на, возьми» или «на, бери», разучивать ли слово «барашки» или «овечки», пока муж не подскажет, что овечки – те, которых стригут, а барашки – те, которые на шампуре, подаренную же нам деревянную головоломку с переставленными головами домашних животных прозовет и вовсе «утро на бойне». Старательно артикулировать «мяу» и «ав-ав», тыкая в «говорящие» книжки про животных, и дождаться протяжного «зь-зь-зь», которым Самс приветствует все модели и изображения машинок. Прогуглить стишочки для изучения частей тела и навсегда испугаться аллегорической считалочки про лицо: «Лес, поляна, / горбик, яма», поэтически убедительно переставив буквы в предпоследнем слове. Ломать голову, пытаясь выучить десятки страниц распечатанных пестушек и потешек, и, торжественно внося малыша в ванную под строки: «Кто щас будет куп-куп, по водичке плюх-плюх…» – услышать от мужа-инженера: «Какие отвратительные стихи».

И обнаружить в итоге, что лучшие пестушки придумались сами и непечатны. «Я какун, какун, какун, ножками стукун-стукун, носиком сопун-сопун, пузик урчу-у-ун», – смешила я маму, в недуге прозвавшую ребенка «медбрат Какунчик», – а вот про «пису» она шедевр уже не застала, хотя сама случайно научила меня этому слову, вскрикнув однажды в ванной удивленно: «Он себя за пису схватил!»: «Наша писа хороша, / у нее, наверно, / есть красивая душа / с гулькин нос примерно». Куда неприличней, впрочем, звучу я, когда учу ребенка азам конструирования: «Смотри, пупырочка в дырочку, вот так…»

И с только литературным мамам понятной гордостью заметить, что первый стишок для пальчиковой гимнастики, под который он с удовольствием предоставлял свои ладони и пальцы, был тоже придуман спонтанно – как решение той проблемы, что в подавляющем массиве подобных текстов из интернета слов гораздо больше, чем выраженных действий: «Два веселеньких барашка повстречались, повстречались (кончиками пальцев друг об друга), два веселеньких барашка пободались, пободались (кулачками друг об друга), два веселеньких барашка побрата-а-а-ались, побрата-а-а-ались (накрываем одну ручку другой и жмем по очереди)».

И не придумать ничего лучшего, чем на годовщину свадьбы, когда муж злился, что я назаказывала и не ем, постоянно отвлекаясь на малыша, вертящегося и уползающего по пыльному ковролину летней веранды «Гин-но Таки», совать в ребенка питание под сказочку: «И пришел мудрый Каа, и спросил: “Что ты ешь, Шерхан?” – “Я ем кашку! – ответил Шерхан. – Маугли пусть ест сырых шакалов, а я ем кашку и буду сильнее Маугли!”» Презреть активити-книгу «Живое дерево», вяло просящую потереть, смахнуть, зевнуть зачеркнуто, послать воздушный поцелуй, тогда как малышику хочется рвануть, помять и зажевать, зато внезапно вдохновиться на пальчиковую гимнастику по страницам переводной книги Насти Орловой «Там и тут». Тыкать мужу под нос знаменитый и дорогущий виммельбух «Летняя книга», одобренный в кабинете зубодера медсестрой, которая отвлекала Самса от всписков мучимой без рентгена матери и признала: «Лошадка, собачка, птичка… Какая хорошая книга, все есть!»

Неизменно терять и в поте лица искать одну деталь из любого только что распакованного набора – пирамидок, яичек, кубиков, сортеров. Замечать эффект от занятий с деревянными кубиками в буковках – по царапкам на носу, который кубики задели, пока ребенок их грыз. Быть ограниченной в покупке ярких машинок из «Фикспрайса» мужем, который велел сначала доломать те, что нам уже надарили, и зато понести на кассу щетку для ковра в виде божьей коровки, а дома с упорным энтузиазмом показывать ребенку, что его новая машинка ездит почему-то боком и скоро потребует вытряхивания. Старательно командовать: «Тяни!» и умиляться, как ловко он хватает за веревочку и подтягивает гусеницу на колесах, пока не пойму, что навык тянуть он освоил не на гусенице, а на моем плеере с наушниками, выдернутыми из-под подушки. В припадке мамской игровой суеты сунуть лошадку под нос едва начавшему засыпать малышу с восклицанием: «Эй, мальчик!» – и услышать от мамы: «Давно не огребала?» Играть в рулетку: опрокинет или успею убрать, когда ставлю весы с блюдечком молотой пшенки или тарелку горячих вареников на пол и спешно отползаю от настойчиво потянувшегося к неопознанным предметам исследователя – и вспомнить, как в детстве до слез обиделась на маленькую козочку в Гусь-Хрустальном, вот так же беспардонно и неотвратимо атаковавшую вообще-то мой медовик.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Зараза
Зараза

Меня зовут Андрей Гагарин — позывной «Космос».Моя младшая сестра — журналистка, она верит в правду, сует нос в чужие дела и не знает, когда вовремя остановиться. Она пропала без вести во время командировки в Сьерра-Леоне, где в очередной раз вспыхнула какая-то эпидемия.Под видом помощника популярного блогера я пробрался на последний гуманитарный рейс МЧС, чтобы пройти путем сестры, найти ее и вернуть домой.Мне не привыкать участвовать в боевых спасательных операциях, а ковид или какая другая зараза меня не остановит, но я даже предположить не мог, что попаду в эпицентр самого настоящего зомбиапокалипсиса. А против меня будут не только зомби, но и обезумевшие мародеры, туземные колдуны и мощь огромной корпорации, скрывающей свои тайны.

Алексей Филиппов , Евгений Александрович Гарцевич , Наталья Александровна Пашова , Сергей Тютюнник , Софья Владимировна Рыбкина

Фантастика / Современная русская и зарубежная проза / Постапокалипсис / Социально-психологическая фантастика / Современная проза
Земля
Земля

Михаил Елизаров – автор романов "Библиотекарь" (премия "Русский Букер"), "Pasternak" и "Мультики" (шорт-лист премии "Национальный бестселлер"), сборников рассказов "Ногти" (шорт-лист премии Андрея Белого), "Мы вышли покурить на 17 лет" (приз читательского голосования премии "НОС").Новый роман Михаила Елизарова "Земля" – первое масштабное осмысление "русского танатоса"."Как такового похоронного сленга нет. Есть вульгарный прозекторский жаргон. Там поступившего мотоциклиста глумливо величают «космонавтом», упавшего с высоты – «десантником», «акробатом» или «икаром», утопленника – «водолазом», «ихтиандром», «муму», погибшего в ДТП – «кеглей». Возможно, на каком-то кладбище табличку-времянку на могилу обзовут «лопатой», венок – «кустом», а землекопа – «кротом». Этот роман – история Крота" (Михаил Елизаров).Содержит нецензурную браньВ формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Михаил Юрьевич Елизаров

Современная русская и зарубежная проза