Ода радости

Вообще гордость за результат – не главная эмоция, на которую я подсажена разводиловом развивашек. Куда сильнее гладит меня по самолюбию восторг – его неудержимый порыв к распаковке и распознаванию вещей. Однажды я с удивлением нашла на полочке с едва не вплющенными уже друг в друга книжками стихов для детей ту, которую я отложила на вырост и не заметила, как наступило самое время ее открыть. Да и то сказать, малыш в кепочке на сборнике разнородного из Насти Орловой «Малышам» – не показатель, что внутри, о диво, пропечатана ее «Дорожная азбука» аккурат с машинками, которые маркируют для меня сейчас все изданное лично для Самсона. Это азбука с самосвалами, пожарками и экскаваторами, в которые мы тычем и вопим, но вот он смотрит на них, так торжественно замерев, что мне начинает открываться тихая глубина восторга, и я любуюсь вдруг не им, а, кажется, самим человечеством в его неудержимой воле к познанию.

Повод полюбоваться нашел себе и муж. «О, – сказал, – сегодня Самсон принес мне твой волос, вот это мелкая моторика!»

Иногда мне кажется, что удовольствие – главное, что нас объединяет.

Я обнимаю его собой, оботкнув нас со всех сторон овечьим одеялом – в квартире стынь, – и вяло беспокоюсь, согрет ли он сейчас мною так же сильно, как я им: что бы ни говорили о самоотдаче материнства, я чувствую, что по крайней мере теплоотдача с его стороны не меньше.

Банная революция свершилась, когда однажды я почувствовала, что погибну, если еще раз помоюсь, как заведено с его первых месяцев: наскоро, с открытой дверью, от которой обложенный игрушками ребенок не мог ни уползти из виду, ни подойти слишком близко под брызги. Поколебавшись, я решила, что, раз он плавает в бассейне с кучей незнакомых теток, совместный сеанс с мамой ему не повредит. В ход пошли дутые кольца самых бестолковых пирамидок, стаканчик из-под щеток, лейка, ложка-погнушка, присосчатые шары; на кораблик и уточку он разве что глянул. Я нырнула с ушами в горячую грезу о том, как вот я только что родила его в теплую воду жизни и он обживается, плещась и подольше удерживая обеими руками у дна давно захлебнувшийся стаканчик, чтоб набрался как следует, и вскакивая с ним победно, чтобы пролить частью на себя, частью на пол, – обливается и оступается и никогда не упадет, потому что кругом – я, и мои ноги как древние берега реки, выходящей в море, и я на его игры в дельте взираю от самых истоков, и обтекаю его со всех боков, так что он будто и плещется во мне самой, но тут он единым писком останавливает далеко разлившееся течение моих мыслей. Что такое? Слишком горячая вода, жарко, Лёша, скорее, забери его! Когда в другой раз писк срывает стоп-кран нашего блаженства, я, как детектив, доискиваюсь до причины: это сама же я, набрав полную ванну удовольствия, перекрыла воду. А ребенок, оказалось, плескался не в море моей любви, а под краном, и необъятные мои берега использовал как подпорку, чтобы дотянуться колесиком или стаканчиком до льющейся струи. Однажды я вижу, как он подставляет под нее руки и неловко и зряшно, как потный великан платочком девочки Люси, отирает волосы и лицо: кажется, он подсмотрел, как я использую кран по назначению.

«Вытирайся», – говорю ему, просто чтобы паузу занять, пока сама охлопываю с себя скоро стынущих мокрых мурашиков, и вдруг с изумлением вижу, как он трет углом большого полотенца, обнимающего его со спины, ногу себе, затем мне, а после берет в руки крупную колючую щетку для чистки ванн и продолжает практику с моей ногой – тут я наконец прихожу в себя, и издаю возмущенный вопль, и вдруг понимаю: это он меня, протерев, хотел и почистить, – и растекаюсь вдребезги от умиления.

Я начинаю понимать, почему люди любуются детьми и животными. «Он тебе кто, кукла?» – спрашивала подруга, сама опытный животновод, так что странно, что не понимает. Не кукла, в том и дело. Детей и животных любят за то, что с ними нельзя, как с куклами. За три непр-: непрограммируемость, непредсказуемость, непринужденность.

Кто он для меня? Живая душа или животное тепло? То, что можно подмять и вдохнуть, когда пожелаешь, потому что завел и владеешь, или то, что оттолкнулось и плывет, и страшно дышать, чтобы не ускорить течение прочь?