Читаем Ода радости полностью

Тракторы – его вторая любовь после экскаваторов, и «тра» – слово второе по краеугольности после, соответственно, «ко», как «папа» после «мама», и конечно, чуть заслышав этот знакомый посвист, мама бежит к папе с вопросом, не прикупить ли теперь книг и про тракторы. И конечно, папа говорит, что у него достаточно, сначала эти прочитайте, и вообще, не стоит потакать его склонностям, которые меняются. И конечно, мама соглашается с папой, а потом пару первых вечеров прячет новые виммельбухи про сельское хозяйство за никому не нужными, кроме нее, и потому все еще новыми на вид, хотя давно захламившими диван книжечками стихов.

Иначе говоря, мама переходит на нелегальное положение.

И тут в истории моего падения появляется новый, подледный смысл. За радостью я бегу, не сдержав себя, в приложение онлайн-магазина? Нет, кажется, за сладкой, липкой, несмываемой удачей алкаша, игрока, маньяка, который живет, как нормальный, спокойный и вялый человек, пока не требует священной жертвы его невнятное божество, ликом черная воронка, духом кровососущая мошка. Помню, как мама смеялась над игроком Достоевским, который просил жену прислать денег и молил только не называть его сволочью, а в следующем письме велел хоть сволочью называть, только б выслала, потому что прежнее спустил.

Точное слово «стыд» открыла мне психолог в весеннюю нашу сессию. Обычно пишут «вина», и легко найти статьи о хроническом чувстве вины, которое и я диагностировала у себя, пока психолог не назвала настоящее имя моей страсти. О которой мама, когда я к исходу нашего общения доставала ее жалким блеянием о вине, говорила еще точнее психолога: тебе лишь бы комплекс свой почесать. Сейчас я вспоминаю это ее выражение, чуть меня захватит и потащит негативом сожалений, зависти, ревности, обиды, и сразу ясно вижу крючок, и, если нацелюсь, легко сбрасываю, как щеколду, и выпускаю себя на волю.

Книги скупать, которые муж навек не одобрил, а ребенок пока не прочтет, – значит почесать свое чувство стыда. Есть разница: вина гнетет – стыд жжет, вина – о том, что сделано непоправимое, стыд – о том, что ты сам такой, что не поправишь, от вины кусок в горло не лезет, а стыд не позволяет взять себе куска. Пещерные чувства, регулирующие социальную справедливость. Виноватого не кормят, пока не восполнит ущерб. Стыдомого обносят куском, потому что на него не делят – не считают своим.

Стыд – точное чувство лишнего человека, неосновательное существование, бесправная претензия быть.

Муж-япономан читает «Сёгуна» Клавелла и, когда потяну клещами, рассказывает подробности. В том числе тот факт, что в средневековой Японии наложница самурая по совместительству работала ключницей: распоряжалась добычей воина, так что он мог освободить себе руки и дух от забот о хлебе и прибыли. Муж рассказывает мне, а я понимаю, что была бы никудышной наложницей самураю, потому что спустила бы военные трофеи на виммельбухи и панорамки, сказки и стихи.

Я так и признаюсь подруге: «Проворовалась» – и к финишу этого забега выкраиваю крохи на необходимое, чтобы не видно было прорех желаемого. В который раз я убедилась, что для Бога нет мелочей и что жизнь устраивается Провидением под образ и подобие будущего, поэтому в настоящем у нас не то чтобы нет выбора. Есть, но один: прожить свою жизнь или не прожить, слившись, уклонившись, спрятавшись от себя самого. Накануне новогодних праздников кто-то знал то, чего я не только не ведала – не подумала бы, спокойно и вяло перебирая в уме туманные мечты, пока руки мои в один клик переводили только что поступивший гонорар за подработку с карты на счет. Всего один клик – и ловушка захлопнулась: я перепутала названия вкладов, и толстую мою мышь угнали туда, откуда не возвращают до истечения срока договора, и я, против вялых своих мечтаний, оказалась без свободных средств, хотя уже собрала две приятно тяжелых корзинки книг и игрушек на выкуп.

Кто-то знал, да, меня лучше, чем я себя, потому что когда я незамедлительно нашла выход и попросила у мужа взаймы до истечения срока заключения моей мыши, Провидение щелкнуло другой мышеловкой, и по дороге за хавчиком к новогоднему столу – рынок, автобусы, темень, ребенок вопит, и пухлая визитница с педантично уложенными одна к другой картами и карточками не лезет в плоскую сумку через плечо – я теряю все: «Тройку» с баллами, карты со скидками и возможность сделать покупку или перевод онлайн незаметно, интимно, тихо.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Земля
Земля

Михаил Елизаров – автор романов "Библиотекарь" (премия "Русский Букер"), "Pasternak" и "Мультики" (шорт-лист премии "Национальный бестселлер"), сборников рассказов "Ногти" (шорт-лист премии Андрея Белого), "Мы вышли покурить на 17 лет" (приз читательского голосования премии "НОС").Новый роман Михаила Елизарова "Земля" – первое масштабное осмысление "русского танатоса"."Как такового похоронного сленга нет. Есть вульгарный прозекторский жаргон. Там поступившего мотоциклиста глумливо величают «космонавтом», упавшего с высоты – «десантником», «акробатом» или «икаром», утопленника – «водолазом», «ихтиандром», «муму», погибшего в ДТП – «кеглей». Возможно, на каком-то кладбище табличку-времянку на могилу обзовут «лопатой», венок – «кустом», а землекопа – «кротом». Этот роман – история Крота" (Михаил Елизаров).Содержит нецензурную браньВ формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Михаил Юрьевич Елизаров

Современная русская и зарубежная проза
Зараза
Зараза

Меня зовут Андрей Гагарин — позывной «Космос».Моя младшая сестра — журналистка, она верит в правду, сует нос в чужие дела и не знает, когда вовремя остановиться. Она пропала без вести во время командировки в Сьерра-Леоне, где в очередной раз вспыхнула какая-то эпидемия.Под видом помощника популярного блогера я пробрался на последний гуманитарный рейс МЧС, чтобы пройти путем сестры, найти ее и вернуть домой.Мне не привыкать участвовать в боевых спасательных операциях, а ковид или какая другая зараза меня не остановит, но я даже предположить не мог, что попаду в эпицентр самого настоящего зомбиапокалипсиса. А против меня будут не только зомби, но и обезумевшие мародеры, туземные колдуны и мощь огромной корпорации, скрывающей свои тайны.

Алексей Филиппов , Евгений Александрович Гарцевич , Наталья Александровна Пашова , Сергей Тютюнник , Софья Владимировна Рыбкина

Фантастика / Современная русская и зарубежная проза / Постапокалипсис / Социально-психологическая фантастика / Современная проза