Однако «Гуси-лебеди» в пейзажах Устинова Самсон листать не дает: каждый раз зависает на развороте-панораме, демонстрирующей вид на деревню и лес с высоты полета гусей, уносящих братика от сестрицы, и тычет пальцем за темную кромку леса, где возле стогов заготовленного сена ему неизменно чудится прилагающийся в других книгах к сену трактор. Так что теперь я, желая завлечь его к сказочной картинке без машин, располагаю этот невидимый трактор в любой сказке по своему усмотрению.
Зато самое светлое воспоминание: как я впервые убаюкала малыша под чтение «Конька-горбунка» – что он уснул, как водится, с сисей в зубах, для поэтичности картины упоминать не будем, – отрастило ехидную тень: еще почитывая выразительно, я обратила внимание, что иллюстрации, против отзывов покупателей, скудноваты, и бросилась гуглить правила возврата, а также видео, в которых сравниваются от трех до дюжины иллюстраторов Ершова. В итоге между Кочергиным, о котором стонут восторженно: «классика!» и современным Егуновым, про которого все пишут «волшебно», но кое-кто и «кич», я выбираю последнего, просто потому что он нарисовал на каждом развороте, а для меня, как мамы малыша, это пока главный ориентир на библиографических развилках.
Мое «гнусное возбуждение», как говорится в «Гарри Поттере» о злодейке Беллатрисе, идет об руку с самой возвышенной радостью. Я готовлю себе того, с кем уже сейчас мне хочется обсудить все, что меня волнует, так что, когда я кручу на Ютубе советскую экранизацию оперы «Евгений Онегин», вдруг ловлю себя на том, что азартно делюсь с Самсоном: «Смотри, сейчас дядя пойдет ей в любви признаваться, а она ему скажет: иди в пень. Он скажет: я тебя люблю, а она скажет – на фиг. Но вежливо, в стихах. А он ей: а че ты меня не любишь, смотри какой я красивый, жабо надел?»
Теперь я спокойно прохожу мимо стенда с новинками-романами по четыреста страниц за четыреста пятьдесят рублей, потому что знаю, что потом скачаю вполцены электронку. Зато в книгу для детей вцеплюсь как в настоящий дефицит. В культуре для взрослых перепроизводство и конец бумаги. В детском книгоиздании – листы ожиданий из книг за тысячу-полторы и сетования потребителей, что вот этот хит размером больше листа А4, на который в доме все равно нет места, нам опять не достать.
О чем это говорит? О том ли, что читающая страна, как волшебная, остается в детстве? Или о том, что мы растим новое бумажное поколение, которое будет зависать по форумам и видеохостингам, но знать, как наши мамы, что книга все же лучший – и дорогой – подарок? Или о том, что вопросы развития личности захватывают до глубины души, когда речь о душе чьей угодно, только не твоей?
Как кому, а мне моя история говорит о другом. О том, что страсти, жажде, тревоге, страху и ревности все равно, за что зацепиться. Но именно благодаря им дистиллированная радость западает в душу, как любовная тайна.
Дело за малым – вовремя вспомнить, что скрыто у мамы в шкафу, и достать, чтобы узнать достоверно, не ошиблась ли она в своем далеко идущем выборе. Потому что самое глупое – не поиск и обретение, от которого в шкафу тесно, а обладание с криком: «Не трогай!» – от которого душно в сердце.
Пока я фотографировала для Фейсбука часть своей добычи, я пару раз порывалась сказать это запретное словосочетание, обращающее книги в черепки. К счастью, Самс не послушался, смял уголок виммельбуха, потыкал в очередной экскаватор, затесавшийся в статью о производстве кошачьего наполнителя, и так искренне развеселился от поросят в книжке Линдгрен, что я поверила: ну хоть часть мы да прочитаем. Больше, чем того, что мои проделки раскроет муж, я боюсь, что ребенок не станет моим сообщником. И этот страх, да, и тревога, и материнское тщеславие – мои лучшие поводыри на пути к чистой радости чтения.
Не говоря о том, как мне самой хочется разобраться наконец в устройстве двигателя, происхождении бумаги, животном мире России и британских феях, поэтому даже не рассказывайте мне, чем там кончилось в «Коньке-горбунке», мы уже на середине, и Самс, если особенно хочет спать, терпеливо сносит в моей декламации, спутывающей голоса Ивана, царя и конька, очередную пару страниц.
Легкий скарб