Уже неделю болеем дома – второй раз в жизни, первый выпал на новогодние праздники, – и с пользой: мне наконец удалось превратить в ритуал одну из самых для малыша неприятных процедур. Носочисточка, как я ее кличу ласково, шуруя по пеленальнику за пластиковой сумочкой со всем необходимым – только что подумала: а почему не нососуечка? ну хорошо хоть не соплесос, – или аспиратор, гибкая трубочка с наконечником для носика ребенка, интенсивно вертящегося вместе с орущим ртом, и кончиком противоположным, крепко зажатым между мамиными зубами, пока руки ее надежно фиксируют вершинную часть растущей индивидуальности, удерживая ее в междуречье мягких трикотажных бедер, потому что мама на индивидуальность забралась верхом, изолировав задом бунтующие конечности, держать еще и которые у мамы тупо не хватает рук.
Нет, орать и сопротивляться он меньше не стал. И, будем реалистами, не начал наконец получать удовольствие от чистого носика, тем более что мама тоже человек и в таких условиях не то что рук – сил душевных ее не хватает довести дело до конца.
Однако в напряженном драматизме сцены появилась пауза. Дыхание. Осмысленный диалог.
«Смотри, смотри, какая козИчка!» – Я потрясаю скомканной салфеткой, на которую только что выдула из трубочки кисельную кляксу, подкрашенную протарголом, каплями от насморка, в пугающую коричневу. И Самс, на миг переведя дыхание от сердитых, без слез, рыданий, отвечает с неподражаемым своим драматическим изумлением в голосе: «Бье-э-э-э?!»
Муж сказал, что это неправильно, ведь козы мемекают, а «бэ-э» говорят бараны. Но я теперь даже боюсь переучить его, потому что наслаждаюсь его придыхательным «б», и нежно блеющим «э», и мигом понимания между нами, схватившимися не на шутку.
К тому же Самс ведь выучил еще одно неправильное слово. «Козички, гоу!» – кричу я, выпуская на миг аспиратор, но не слезая с ребенка, и театрально указую перстом на дверь. Самс улыбается и повторяет: гоу! Я спохватилась было переучить его на русское «вон!» – но с ним не то, Шишков, прости.
Гонять козичек – ритуал пополнил домашнюю фразеологию. Дошло до того, что Самс стал откликаться: «Бье-э-э-э!» – на слово «сопли», брошенное в моих вечерних отчетах вернувшемуся с работы мужу.
Ритуал – одно из главных методических слов, которые молодая мать узнает из пособий на сайтах. Ритуалом ребенка требуется обеспечить, как молоком. Как золотом Мидаса, под руками матери ритуалом должно становиться все: еда, сон, прогулки, переодевания, купания. Ребенка должно зациклить. Запаять в режим. Закрутить в колесе.
Помню, какое облегчение я испытала, услышав на онлайн-курсе психолога Карины Рихтер, что режим – это не расписание, а ритм. Вдох и выдох. Напряжение – расслабление. Вместе – врозь. Чтение – вольно, скачи.
У меня и с этим некрепко. То зависну в смартфоне, так что ребенок быстро выучивает ключевое мамино слово «щас», которое еще мою маму смешило и злило, и вдруг больно кусает в руку, чтобы я наконец подняла на него круглые от возмущения глаза. То, наоборот, рвусь конструировать, тащу краски, набираю книг и принимаюсь за сказку особенно сладким голосом – и тут же громко негодую, что ему прямо сейчас ну не надо, и без меня хорошо, да и вот же машинка, недавно подросшая в слогах и ставшая из маленькой юркой «зьз-з-зи» – быстроходной «зьз-зикой».
Но с режимом трудно особенно. С юности я знала себя как человека надежного, исполнительного и четкого и даже поставила в свое время эксперимент по раскачке спонтанности: заставляла себя жить в ногу с людьми, пугавшими прыгливостью решений. И только в отпуске по уходу за ребенком поняла, как преуспела в растяжке ригидности.