Ода радости

Слава тем, кто нас бросил. Кто нам не подошел. Кто недоступен, занят и далеко. Кому не до нас. Иначе мне было бы не пробраться к тебе, единственно положительному герою моих снов.

В чем сила, брат? В кладбищенской лопате, в удобных термосах со львом и уточкой, купленных ребенку для каш, в бумажных коробках на антресоли, куда наконец уместился мой архив, в стеллажах на балконе и полочках в шкафу, во всем подкрученном и подклеенном, купленном по списку и выловленном на «Али», в повседневных следах его присутствия, которыми я будто обнята, хотя пересекаемся мы, как и все живущие бок о бок пары, не так уж часто.

Однажды я глупо тороплюсь через дорогу, сердясь на только что переключившийся с зеленого светофор. Сзади слышится беседа двух интеллигентных мужских голосов. «А что, нажать не судьба?» – хмыкает один, разумея кнопку переключения сигнала, которой я не коснулась, рассудив, что теперь долго ждать, пока откликнется. «Зачем, она ведь женщина», – иронически отвечает другой.

Не оборачиваясь, я перехожу дорогу вместе с ними и чувствую, что странно не тронута их насмешкой. Ну да, еще бы, я ведь женщина.

И потому придет мужчина, чтобы вовремя нажать на кнопку для меня.

23 февраля 2019

Полезный глюк

На днях мне подарили маленькую и очень неформальную книжку психолога Адрианы Имж – после чего я окунулась в психосёрфинг по интернету. Очень позабавило, как сама Имж поздравляет себя со своевременной терапией «боли и чувства одиночества», мучивших ее «с 13 до 23» лет, потому что вместо этого хочется поздравить ее с нормальным, вовремя завершенным взрослением. Психотерапия – дело долгое, но ведь бывают случаи, когда зажимы душевной жизни снимаются не профессионально и мгновенно. Так, я надолго благодарна:

– его ключу, которым так и не смогла открыть его же дверь, когда окончательно поняла, что да, ну не сложилось у нас, и правильно;

– случайной встрече со студенческой любовью, когда поняла, что надо же, ведь и раздражает он меня буквально тем же, чем десять лет назад, так что и не показатель, что до сих пор иногда снится;

– незнакомцу в компании, которому впервые не стала представляться как журналист и по его реакции поняла, что критик – не такая уж невыразимо эксцентричная профессия;

– словам «Бог за ней присмотрит», сказанным подругой о другой подруге, которую – да и не только ее – я мгновенно отучилась опекать;

– фразам «Чего выдумывать-то?» и «Каждая девушка достойна заботы и любви», сказанной священниками об очень сложных взаимоотношениях, благодаря чему поняла, что все разумное – просто.

15 июня 2014

Приплыли

Высоких и стройных. Я люблю высоких и стройных. Что ж тут такого, скажете вы? Кто же не любит высоких и стройных?

В том и дело: это я, я не люблю, но велю себе полюбить, похлопывающими движениями втираю аутотренинг.

Классику пишут, чтобы по ней жить. И я определилась со школы: между Безуховым и Болконским я выбираю того, кто помягче. Побольше, потолще, посмешней. Кого никому не надо, а он будет ждать, и единственно почему не женится вот сейчас на ней, тоже на этом этапе романа всеми отвергнутой, – так только от сознания, что он еще пока не «красивейший, умнейший и лучший человек в мире».

Ни пока, ни когда.

Потому что «лучший» тут – не выбор женщины, а самоопределение мужчины. Он выбирает быть лучшим – или моим. Стержень в нем – или он крутится вокруг меня.

Высокий и стройный – внешние признаки самоценности. Мужественность, которой не нужна я, чтобы проявиться. Страшнее всего – влюбиться в того, кто будет лучшим и без меня.

Но нужно решиться на это, если разрешила себе наконец все самое лучшее.

Впрочем, стоит загадать на усы – приходит борода. И когда я велю себе полюбить наконец высоких и стройных, их вдруг является двое в одну ночь.

Глупее же всего то, что мне надо к тому из них, что уже ушел: молча, как все, что он делает, установил палатку на одного и забрался в нее отсыпаться после трехдневной нашей переброски через четыре границы, – и вот мне надо к нему в палатку, и я пытаюсь объяснить свое положение этому, другому.

До сих пор мнимая развилка нашей первой ночи на фестивале под Гамбургом манит и пугает меня обещанием альтернативной истории.

Вот я решаю, что этот знак отвержения с его стороны будет последней каплей – как решала едва ли каждый день подготовки к этой внезапной поездке, в которую сорвалась, будто на свидание вслепую с целой компанией давних друзей едва знакомого мне молодого человека. Отвержением, впрочем, меня, к моим тридцати трем, не удивишь – сыгрывает иное: привычка вестись только на явный интерес. Из всех признаков мужественности меня до сих пор покоряла главным образом настойчивость. Умение хотеть и выбирать. Умение знать, что любишь, к примеру, высоких и стройных, а не какие попадутся.

О степени моей убеждаемости силой чувств исчерпывающе говорят два факта.