Читаем Ода радости полностью

Сегодня на первой в жизни сальсатеке поняла, зачем смотреть партнеру в глаза. Но прежде чем понять, приклеилась взглядом – бездумно и буквально, как твердили на уроке, а я, прошедшая школу психотренинга, почитавшая сайтов о том, что прямее всего заглядывают в глаза дети и в этом нам тоже не мешало бы быть, как они, поучившая себя улыбаться и демонстрировать выучку к контакту, – я, не однажды протролленная на уроке молодым человеком, которого злит, что смотрю ему в грудь и которому вру, что он слишком высок для меня, а на деле меня просто смущает его чужеродное чувство юмора и, опуская глаза до груди, я и правда так, деликатно, но твердо, от него закрываюсь, – вот эта я на скорости и повороте, когда партнер, а потом другой, и третий, вели меня одним касанием ребра ладони, кончиками трех пальцев, – я, говорю, держалась за взгляд его, и другого, и третьего, как за последнюю точку опоры, за единственно данную мне константу в уравнении танца со всеми переменными, кроме базовых шагов и моего убежденного желания следовать, куда бы ни повели. Как давно, с какого-нибудь шестого класса, я мечтала научиться так танцевать. Без страха и ступора, открываясь и выплескиваясь, и вот сегодня почувствовала, как даже самый школьный медляк, опробованный в бачате партнером помладше, чтобы немного передохнуть, захватывает меня так же, как негаданные фигуры опытных танцоров. Главное – не отпускать рук, пока не выпустит, не опускать взгляд, пока не оттолкнет, а когда оттолкнет, быть готовой опять приклеиться и не отпускать. И быть его целиком – на неполные три минуты. Потому что и он в этот миг всего себя посвящает мне. Есть строчка у БГ, что женщины знают, что ритм как солнце. И я, да, я вокруг моего переменного солнца – как планета.

3 октября 2016

Год накануне

Говорят, похудела, а между тем всего несколько дней назад с подругами впервые поедала собственноручно нами испеченное имбирное печенье. Оно получилось совсем домашним и мягким и расплылось по противню в большой имбирный кекс. Впервые обрела елочку в горшке, впервые надела шапку с двумя помпонами, составив внушительную конкуренцию розовым четырехлеткам. Впервые и, надеюсь, в последний раз провалялась в больнице всю ярмарку non/fiction и семинары Союза писателей Москвы. Впервые выступила на Красной площади и ВВЦ в качестве автора книги. Впервые сходила по грибы и на сальсатеку. Впервые влезла в прежнего размера платье и юбку. Впервые ночевала на краю Москвы, врезающемся в деревню, и пережила бессонную ночь в НеЛипках с живой коричневой крысой. Впервые выступила в роли критика поэзии. Впервые побывала в Смоленске, Красноярске и Кронштадте, где внезапно впервые поняла, как важно решиться ясно и сильно пожелать того, что давно задумала, но не решалась впустить в жизнь. Впервые поучаствовала в опыте групповой психотерапии, где получила ответы на вопросы, которые не задавала, и самостоятельно развязалась с рядом психологических зацепок. Впервые заготовила осеннюю аджику без мамы, которая сейчас смотрит за бабушкой-сладкоежкой в киргизском городе без центрального отопления. Впервые почувствовала, что значит, когда тебя любят на деле, а не на словах, и поняла, что молчаливый спутник в этом смысле – действительно сокровище. Тем более что позволяет женщине высказаться без помех.

29 декабря 2016

Хлеб и масло

В зимнем месяце апреле оказалась в краю травы ковром и овец облачком, нарциссов и вязов, замков из розоватого песчаника и готики в сером камне – в шотландском приюте для писателей, много лет принимающем авторов Великобритании и других стран. Таких творческих убежищ немало, оказывается, по всему миру, и за этот месяц услышала о многих – в том числе рассказывали интригующее про “treehouses” в Швейцарии, где авторы работают в подвешенных над землей модулях. Шотландский Hawthornden retreat for writers, однако, в приоритете: возможность пожить в настоящем замке, небольшом, уютном, над пропастью с рекой, маленькой, но ревущей, в лесу, скоро переходящем в поля и дачные угодья, но местами таком путаном и моховом, что без палки, а то и двух, не проберешься.

Общество, за исключением администратора, собралось чисто женское – и тут же разбежалось: в коридоре можно было застать чью-то быстро скрывающуюся спину, а у ворот парка, куда я выбегала за мигающим сигналом связи, застигнуть удаляющийся дорожный рюкзачок – каждая из нас, вот совпало, ценила и берегла свое уединение.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Зараза
Зараза

Меня зовут Андрей Гагарин — позывной «Космос».Моя младшая сестра — журналистка, она верит в правду, сует нос в чужие дела и не знает, когда вовремя остановиться. Она пропала без вести во время командировки в Сьерра-Леоне, где в очередной раз вспыхнула какая-то эпидемия.Под видом помощника популярного блогера я пробрался на последний гуманитарный рейс МЧС, чтобы пройти путем сестры, найти ее и вернуть домой.Мне не привыкать участвовать в боевых спасательных операциях, а ковид или какая другая зараза меня не остановит, но я даже предположить не мог, что попаду в эпицентр самого настоящего зомбиапокалипсиса. А против меня будут не только зомби, но и обезумевшие мародеры, туземные колдуны и мощь огромной корпорации, скрывающей свои тайны.

Алексей Филиппов , Евгений Александрович Гарцевич , Наталья Александровна Пашова , Сергей Тютюнник , Софья Владимировна Рыбкина

Фантастика / Современная русская и зарубежная проза / Постапокалипсис / Социально-психологическая фантастика / Современная проза
Земля
Земля

Михаил Елизаров – автор романов "Библиотекарь" (премия "Русский Букер"), "Pasternak" и "Мультики" (шорт-лист премии "Национальный бестселлер"), сборников рассказов "Ногти" (шорт-лист премии Андрея Белого), "Мы вышли покурить на 17 лет" (приз читательского голосования премии "НОС").Новый роман Михаила Елизарова "Земля" – первое масштабное осмысление "русского танатоса"."Как такового похоронного сленга нет. Есть вульгарный прозекторский жаргон. Там поступившего мотоциклиста глумливо величают «космонавтом», упавшего с высоты – «десантником», «акробатом» или «икаром», утопленника – «водолазом», «ихтиандром», «муму», погибшего в ДТП – «кеглей». Возможно, на каком-то кладбище табличку-времянку на могилу обзовут «лопатой», венок – «кустом», а землекопа – «кротом». Этот роман – история Крота" (Михаил Елизаров).Содержит нецензурную браньВ формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Михаил Юрьевич Елизаров

Современная русская и зарубежная проза