Читаем Ода радости полностью

Здесь должен быть деньрожденный пост о том, как не захочешь, а вырастешь, ведь вот уже третий год – после едва не десяти подряд – не отмечаешь на Форуме в Липках, которых больше нет. Как два года назад в этот день в Хельсинки выбирала финскую куртку в великосветской компании своего главного редактора, спрашивавшей пива по-французски. А год назад неслась с баулами на танцевальную вечеринку: днем подарила себе фотосессию в платьях и шапочках, а вечером сальсатеку, и уже подозревала, что, наверное, не стоит поднимать тяжелого, и чемодан на Форум в Звенигород собирала в трепете: кто ж донесет? Литературное детство отпускало, чтобы встретить настоящее, но не свое, и день рождения заместить днем порождения, отмечаемым каждый месяц, ибо у педиатра осмотр. На этот раз муж едва не забыл о моем празднике и не утек в гараж к друзьям юности, мама только что вышла из больницы, но у меня-то обед по расписанию. С утра наряжу себе сына, посажу шарлотку, а горячую пирамидку узбекских мантов мы построили уже накануне – в моем детстве они готовились мамой и бабушкой как самое праздничное блюдо, а теперь мы с мужем лепили кривые луковые корабли, а мама ушла в комнату, где раскрыла первую в жизни внука книжку стихов с картинками – он потянулся заинтересованно и листнул, и еще листнул, а я пожалела потом, что сама этого не видела. Надо бы написать, что скучаю по удивительной игре в ручеек с липкинцами во хмелю, по внезапным вылетам в новые города, по коллегам из «Октября» и пиву, наконец. Но все это сон, а по-настоящему я здесь и тут – «ну не плачь, мама же ту-ут!» – руками в муке, губами в веселой бессмысленной песенке, животом к животику в слюнявчике со львом, мыслями между аудиокнигой фантаста-китайца о трех солнцах, пьесами Данилова и попреками Сирсов, ушами в радио Орфей, ногами в медляке с самым теплым, благодарным, чутким и маленьким партнером на свете, которого осенью так удобно стало хватать и кружить. Он слушает классику и животом слышит главное, что там ногами ни суесловь: все мы вместе сегодня, этой ночью, ну а впрочем, следующей ночью мы опять друг у друга в тесноте и обиде, в недосыпе и переедании, в дай потискать и лень гулять, в маме «Даунтон», мужу «Берсерк», мне рукописи и бэби-блоги, в хоть бы ни месяца, что ли, без строчки, в семье, где нас наконец больше чем двое и где я родилась, чтобы сгодиться на счастье кому-то, с кем и мне хорошо.

20 октября 2017

Вертеп из бирюлек

С Рождеством Христовым!

К ночи сложился вертеп из того, что нашлось:

– волхвы на лыжах – из красноярского аэропорта, на память о поездке в закрытые города с Евгением Поповым и Александром Снегиревым (аэропорт с тех пор перестроили, а Снегирев мне тогда сказал: «Как ты с твоим интеллектом ведешься на такую ерунду?»)

– цыпленок в скорлупе из храма – талисман беременности («еще в яичке» – бывало, завершали мы разговор с мамой в Скайпе)

– петух 93-го года – нашелся у свекрови через два двенадцатилетних цикла

– ангел с подсветкой – рекламный сувенир косметической фирмы, вытянула наугад из мешка случайных подарков, принесенных незнакомкой на прошлый Новый год в «Фаланстер» (после декабря в больнице на сохранении дар показался мне хорошим знаком)

– овца из Эдинбурга (выхвачена из горы подобных, но выражение криво вышитого лица рассматривала столько, что таким говорят: «Мужа бы так выбирала»)

– лев из интернет-аптеки – первая купленная погремушка, да послужит он вечным напоминанием о том, что это драматург Ксения Степанычева, а вовсе не мы сами, придумала дарить нашему Самсону плюшевых львов, дабы тренировался с малолетства и был достоин тезки из-под фонтана (не утаить и то, что это она придумала имя Самсолнышко)

– зебра с чердаков и гремящий ослик Playgro с копытами в пупырышек и портретом бегемота на боку (все популярное для малышей однотипно: чуть-чуть шуршит, местами ребристо и непременно с зеркальцем или прорезывателем)

– собака – передана мне редакцией от филолога Зульфии Алькаевой с мешком конфет, который потом был заигран на полу и сам поселился в мешке с игрушками.

Пусть вещи и вашего дома наполняются доброй памятью.

7 января 2018

Школа радости

Перейти на страницу:

Похожие книги

Зараза
Зараза

Меня зовут Андрей Гагарин — позывной «Космос».Моя младшая сестра — журналистка, она верит в правду, сует нос в чужие дела и не знает, когда вовремя остановиться. Она пропала без вести во время командировки в Сьерра-Леоне, где в очередной раз вспыхнула какая-то эпидемия.Под видом помощника популярного блогера я пробрался на последний гуманитарный рейс МЧС, чтобы пройти путем сестры, найти ее и вернуть домой.Мне не привыкать участвовать в боевых спасательных операциях, а ковид или какая другая зараза меня не остановит, но я даже предположить не мог, что попаду в эпицентр самого настоящего зомбиапокалипсиса. А против меня будут не только зомби, но и обезумевшие мародеры, туземные колдуны и мощь огромной корпорации, скрывающей свои тайны.

Алексей Филиппов , Евгений Александрович Гарцевич , Наталья Александровна Пашова , Сергей Тютюнник , Софья Владимировна Рыбкина

Фантастика / Современная русская и зарубежная проза / Постапокалипсис / Социально-психологическая фантастика / Современная проза
Земля
Земля

Михаил Елизаров – автор романов "Библиотекарь" (премия "Русский Букер"), "Pasternak" и "Мультики" (шорт-лист премии "Национальный бестселлер"), сборников рассказов "Ногти" (шорт-лист премии Андрея Белого), "Мы вышли покурить на 17 лет" (приз читательского голосования премии "НОС").Новый роман Михаила Елизарова "Земля" – первое масштабное осмысление "русского танатоса"."Как такового похоронного сленга нет. Есть вульгарный прозекторский жаргон. Там поступившего мотоциклиста глумливо величают «космонавтом», упавшего с высоты – «десантником», «акробатом» или «икаром», утопленника – «водолазом», «ихтиандром», «муму», погибшего в ДТП – «кеглей». Возможно, на каком-то кладбище табличку-времянку на могилу обзовут «лопатой», венок – «кустом», а землекопа – «кротом». Этот роман – история Крота" (Михаил Елизаров).Содержит нецензурную браньВ формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Михаил Юрьевич Елизаров

Современная русская и зарубежная проза