Одарю тебя трижды

— Молчать! Знайте, дурни, знайте, братья, равно виноваты Молох и Иоанн, и хотя Молох — побольше, вам от этого не лучше, потому что вы делались все трусливей и неразумней. А тебя как?.. — Мендес Масиэл внезапно умолк, задержав гневный взгляд на двух статных вакейро, и сквозь гнев просквозило невольное восхищение — они стояли плечом к плечу, но один явно понравился ему больше: ладный, гибкий, с напряженными скулами. Он негромко спросил:

— Кто ты?

— Зе Морейра.

«Чей ты, пострел? — спросила Мерседес Бостон, уставившись ему в рот. — Как звать, пацан…» — «Меня… Доменико». — «А ты славный мальчуган. — Мерседес Бостон переставила взгляд на его руки. — Не тяжелый мешок, малыш?» — «Нет, не очень». — «Полный ответ». — «Высокодержавная…» — шепнул снизу карлик Умберто. «Нет, не очень, высокодержавная…» — «Ну и хорошо, дай-ка мне мой мешок, Анисето… В горах олень протрубил — будто вопль испустил… А в наш город зачем попал, Доменико, откуда пришел, малыш?» — «Из Высокого селения…» «Высокодержавная!» — злобно прошипел карлик, и Доменико поправился: «Из Высокого селения, высоко державная». — «Таких ли видали… — Глаза у Мерседес Бостон снова окосели. Присомкнув их, она запускала руку в мешок на коленях, ощупью выбирала кольцо, подносила к зеленым губам и, запросто выдрав зубами драгоценный камень, разгрызала, наставив на Доменико прямо глядящие глаза. Шутя сглотнув крошево, кидала обобранное кольцо обратно в мешочек и, снова раскосив глаза, выуживала другое. — А у тебя в мешке что, малец?» — «Драхмы, высокодержавная».

— Большое стадо пасешь, Зе?

— Да.

— Кому служишь?

— Полковнику Сезару.

Мендес Масиэл подавил в себе восхищение сказал тихо, с неприязнью:

— Трус ты, Зе.

Великому вакейро сказал!

Каждый сертанец получил пощечину, но у Зе, надо ли говорить, горели обе щеки, в гневе стиснул он пальцы в кулак и рванулся было к Мендесу Масиэлу, но стоявший рядом пастух резко ступил вперед и, пылая весь, решительно возразил:

— Зе не трус, конселейро.

— А ты кто?

— Мануэло Коста.

Прикрывая гневом восхищение, смотрел на него Мендес Масиэл, — чей взор не пленил бы веселый вакейро!

— Почем ты знаешь?

— Зе Морейра одной рукой укрощает буйного быка, конселейро, а с бешеной скотиной вообще, кроме него, никто не управляется, первый он среди вакейро, всеми признан.

— Видите?! Видите… до чего довели вас иоанны, сидящие в ваших душах! Вы выродились в отважных трусов!

В ярости двинулся Зе к конселейро, вскинул голову, дрожа от гнева, жестко стиснув ручку мачетэ — как выдержал нож! — подошел вплотную и медленно возвел на него глаза, готовый наброситься, но не дрогнул Мендес Масиэл, мало того — склонился с бочки, в упор смотря на Зе, и дрогнул великий вакейро, даже стоявшие за ним пастухи заметили это по его спине, а конселейро тихо, печально спросил:

— Свободный ли ты, Зе?

— Нет.

«Драхмы, постреленок? — Мерседес Бостон ухватила Доменико пальцами-клещами, усадила себе на колени и, отвернувшись, снова принялась грызть драгоценные каменья. — У тебя что, деньги были?» — «Да, высокодержавная», — промямлил смущенный Доменико, одуренный разящеприторномерзкими духами. «Сколько, малыш?» — «Шесть тысяч драхм, высокодержавная». Мерседес Бостон повернула к нему голову, раскосила глаза, оглядывая водруженного на ее колени скитальца, узким вертким языком слизнула с зеленой губы крупный изумруд и, жмурясь, смачно обсосала толстущие губы. Доменико услышал, как хрустнул дробимый зубами изумруд, и мороз пробрал его, а Мерседес Бостон оковала ему затылок гибкими пальцами-клешнями и, притянув к себе бледное лицо, ласково извергла прямо в рот ему: «Моей грудью ты вскормлен», невыносимым смрадом обдало Доменико, хорошо, что высочайшая госпожа одной ладонью держала его за затылок, а жестокими злобными пальцами другой руки стиснула локоть, не то упал бы с колен бедный скиталец, хотя падение было б для него возвышением. «Значит, деревенский ты, малец? — почти нежно вопросила высокодержавная Мерседес Бостон, но стискивали его железные пальцы. — Не стыдись, все, кого тут видишь, все до единого деревенские, и я тоже, когда-то давно меня Хосепой звали». Слабо, бессильно, беспомощно трепыхался в железных клешнях злосчастный скиталец… о, лишь бы не этот смрад, только б не это зловонье… и вдруг уставился на нее, изумленный, потрясенный, понял, осознал — ненастоящая она!.. Не была Мерседес Бостон настоящей!.. А в затерянном где-то углу Стелла гордо, изящно исполняла разученный с Сузи бравурный марш.

А Мендес Масиэл опустил тут руку на голову великого пастуха, сказал:

— Не сердись, Зе… Но знай, человека истинно отважным делает борьба за нечто более значительное, чем укрощение свирепого быка или бешеного буйвола.

Подняв голову, растравленный, взирал на конселей-ро Зе, великий вакейро, и решился, спросил, беззвучно, одними глазами спросил Зе Морейра:

— Да?

Недвижно, не дыша стояли пастухи, словно расслышали безмолвный вопрос Зе, и испускали дух в уголках их широких раболепных душ иоанны. Да… Но не ведали они пока этого и не смели дышать, робко, несмело дышали.

— Снимите брезент со столбов.