Одарю тебя трижды

— Чем я вас обидел? — Александро прикинулся испуганным. — Хотя вы правы — забыл поздороваться с вами, каюсь, но ничего еще не поздно. — И нарочито низко поклонился: — Здравствуйте, здраав-ствууйте, почтенный Дуилио… Как изволили почивать? — И будто бы обеспокоился: — Не мучили ли кошмарные сны?

— Не твое дело… Здравствуй, — проявил все же вежливость Дуилио. — Болтаешь глупости и еще больше мутишь ум ребенка.

— Посоветуйте в таком случае, как поступить, что вам стоит, советодатель…

— Как… как… — Дуилио погрузился в размышления. — Во-первых, главное для него диета и режим. Порядочный человек должен ложиться спать в определенное время, просыпаться в определенное время и…

— А если проснется раньше времени, тогда что — должен прикинуться спящим? — Поинтересовался Александро.

— Не твое дело… И не должен говорить глупости, подобно тебе. Слова его должны быть простыми и ясными, как камешек, брошенный на дно ручья.

— Как это?

— А так, что мои слова придают сложной психологической истории, когда требуется, большую впечатляемость и доходчивость.

— Ах, ах, ах, поразительная ясность и простота! — воскликнул Александро.

Вокруг столпились краса-горожане, в середине круга кроме них стоял и Уго. Мальчик не воспринимал их слов, поглощенный своими смутными мыслями, и крепко стискивал коротенькую палочку, шепча: «В сердце, прямо в сердце, и в живот, и в глотку…»

— Возможно, и моя речь представляется тебе несовершенной? — насмешливо спросил Дуилио. — Возможно, ты и мой повествовательный дар вздумаешь оспаривать или потягаться захочешь, чего доброго, наглец…

— Почему бы и нет, пожалуйста, сударь, попытаюсь, — не так уж глупа поговорка: «Попытка — не пытка».

— Какова дерзость! — обратился Дуилио к согражданам. — Как он не понимает, что смешно со мной тягаться, я возьму верх везде и всюду, в любую погоду.

— Тогда начнем, — Александро вскинул руки. — Давай приступим.

Посреди круга они были теперь вдвоем. Уго, увидев Доменико, испуганно вобрал голову в плечи и, растерянный, на цыпочках вышел из круга, скрылся.

— Ах, Дуилио, расскажите нам историю о благородной даме, — взмолилась тетушка Ариадна. — Обожаю ее.

— Это о какой, той, что утопилась?..

— Нет, о той, что оставила любимого мужа с коварной женщиной и притом, чтобы его не казнила беспощадная совесть, заверила, якобы любит другого.

— Похвальная история, молодчина, — одобрил Александро сиявшего Дуилио, поощрительно хлопая его по плечу. — Только ложь это.

— А? — опешил Дуилио. — Что значит ложь? Как ты смеешь?!

— Ложь, и все. Допустим, даже вправду было такое, все равно фальшь. Понимаешь, Дуилио, маленький, ложь — это ложь, даже если из жизни взял.

— Слышите, что он несет! Чепуха! Как может действительная история быть ложью!

— Прекрасно может, маленький. Представь, иной раз вымысел бывает правдой, придуманное — подлинным, понял или сбил тебя с толку, — Александро погладил его по голове, — мой маленький?..

— Убери руку, с кем ты себе позволяешь… себе… воображаешь!..

— С тобой, Дуилио, маленький, маленький. И если тебе интересно, я расскажу такую неправду, которая правдива.

— Пожалуйста, рассказывай, интересно, как ложь окажется правдой, — так и быть, послушаем, — снизошел Дуилио.

— Послушаем, послушаем, — передразнил его Александро. — Думаешь, я в самом деле тронутый, чтобы прекрасную сказку рассказывать вам всем вместе? Вон, гляньте на Кумео, выкинет какую-нибудь пакость, заорет, а ваш Винсентэ расстегнет воротничок, и только уши затыкай, за ним и Антонио, и ваш весельчак Тулио захохочет… Люди! Я всем вам расскажу сказку о травоцветном человеке, но, извините, каждому в отдельности, — не хочу, чтобы вы опять передрались, как на лекции об улучшении отношений между вами, а теперь, Дуилио и вы все, отправляйтесь-ка домой, видите — небо тучами затянулось, накрапывает, кажется, да, да, дождь пошел, — и вытянул руку ладонью к небу. — Видите, льет, ого, как полил!..

Никто его больше не слушал — все разбегались по домам.

ТУМАН

Не вдруг погрузился Краса-город в непроглядный туман, перед этим его долго заволакивала сырая белесая пелена, уныло, нудно, нескончаемо моросило, по небу расползались клочья сумрачных туч, дороги размякли, а колеса ландо полосовали их глубокими колеями. Намокшие панели сначала глянцевито темнели, но липшая к башмакам слякоть скоро и по ним размазалась, все отсырело. Тетушка Ариадна, укутавшись потеплее, отсиживалась дома; продрогшие прохожие шли молча, с усилием выдирая ноги из липучей слякоти. Город вымок, вымер, затих, даже возницы не покрикивали на лошадей, ветки на взмокших деревьях взбухли, чаще горланили заскучавшие петухи. «В такую погоду гульнуть хорошо. Кутнем, а? — вдохновенно сказал Тулио. — Пошли, чего думать, Доменико приглашает». И компания двинулась на окраину, к заведению Артуро. Доменико был в высоких сапогах — на пядь выше колен, тонкий стан его перехватывал широкий пояс с серебряной пряжкой, широкополая шляпа надвинута на глаза, на плечи накинут плащ из тяжелого синего бархата, а в кармане лежало двадцать пять драхм…