— Не знаю. Он так себя вел, а я-то за интеллигента его принимала. Окрутил меня, я же не собиралась замуж… Он и сейчас еще завораживает меня при встрече, и я убегаю, а то опять потеряю голову и сойдусь с ним, а быть его женой — ужасно… Домой приходил в два часа ночи, а то и вовсе не являлся, уверял, будто мама его не засыпает, пока он не убаюкает ее и не облобызает руку, а сам, оказывается, к скверным женщинам ходил, представляете, какая мерзость!
Тулио самодовольно оскалился, развалясь на ковре, забарабанил пальцами по колену.
— Я ни о чем не догадывалась, наивная, а он бессовестно обманывал меня… Глупая, интеллигентом его считала. Женщинам почему-то нравятся подобные типы, представляете? И мне вот понравился… А знаете, сколько ему было лет? И сейчас толком не знаю. Когда совершила глупость — вышла за него, уверял, что ему тридцать два, не станешь ведь свидетелей требовать, поверила, а ему сорок один оказалось, нет, он действительно околдовал, какие-то чары применил, зачем бы иначе пошла за него, я совсем не собиралась замуж, представляешь, моя…
— Кончетина.
— Кончетина, на что он меня обрек…
— Ах мерзавец…
— Именно, моя Кончетина, а я его за…
«Женщине надо быть глупой, — подумал восхищенный Патрицией Тулио. — Ничто не красит ее больше глупости, до чего хороша…»
— Пойду, моя Кончетина, мне еще с малышкой гулять, боюсь — проснулась.
— У тебя ребенок есть?
— Да, девочка трех лет, чудесная, — у Патриции на глазах блеснули слезы.
— Всего хорошего, милая.
— Извините, одну минуточку. — Цилио привстал. — Неужели вправду был таким зверем, что вы даже янтарный виноград не могли поесть, — вы, прекрасное существо, к тому же, к то-ому же в то-ом вашем положении?
— В каком положении?
— Ну… — глаза у Цилио лукаво взблеснули. — Ког-гда изволили быть в положении… Ах!
— Да, представляете?! Даже в том положении, — Патриция повернулась к Кончетине: — Славный молодой человек, прекрасный. Кто он?
— Цилио.
— Хорошее имя.
Но так равнодушно, так небрежно сказала, что Цилио предпочел бы получить пощечину, и сел — провожать ее не имело смысла.
— Может, побудешь с нами?
— Нет, Кончетина, мне с девочкой погулять надо, стоит день не вывести на воздух, сразу цвет лица теряет. До свиданья, Кончетина, — и грациозно пошла своей дорогой.
А Тулио проводил ее взглядом, твердо решив кое-что.
Все молчали. Кончетина торжествовала.
— Во чокнутая! — заорал Кумео, и резвые девицы покатились со смеху.
— А ты не верил, шалунишка мой.
И тут Александро не вытерпел, взял слово:
— Вот что я скажу тебе, Кончетина… Кто из вас был в Калабрии?
Оказалось — никто.
— В Калабрии местность скалистая, земля каменистая, очень, очень трудно, немыслимо тяжко ее обрабатывать, — начал Александро издалека. — Острым железным ломом приходится долбить ее, каждая пядь дается с мучением, но вот гляжу на тебя, Кончетина, и… ну-ка поверни чуть головку, вот так… вглядываюсь в твою головку и даже через пышную прическу вижу: мозг у тебя утлый, хлипкий, там и сям едва прочерчены извилины, и все же твой хлипкий, зыбкий мозг куда труднее обработать, чем землю Калабрии!
Таким разгневанным его еще не видали.
— Мне и железным ломом не вбить, не вдолбить в ваши головы что-нибудь разумное, а ты, Кончетина, и без того как идиотка хлопаешь глазами, а если тебя еще ломом стукнуть по голове, совсем помешаешься в уме. Как с вами быть?! Слов не разумеете, наставлениям не внимаете, в людях не разбираетесь. Что с тобой делать, с какой стороны за тебя взяться, Кончетина, дура, невежа! Как еще оскорбить…
— Сильнее не оскорбишь, Александро. — Тулио притворно улыбнулся и глумливо добавил: — Смотри-ка, и гневаться умеет, побирушка.
— От побирушки слышу! — загремел Александро. — Настоящего побирушки и попрошайки! Пошли, угощу тебя шипучим… Где вам знать, где понять, кто стоял перед вами! Будто часто попадается вам такой доверчивый, чистый человек!
А Кончетина взвилась вдруг, вскочила и топнула ножкой, яростью пылал и Александро, и оба бросали короткие фразы, словно всаживали копье.
— Докажите.
— Что?!
— Что я дура!
— И доказывать нечего!
— А вы попытайтесь!
— Попытаться?
— Да!
— Доказательства жаждешь?
— Именно!
— Изволь, любуйся!
И прогремел:
— Встань, Кумео!!!
НЕВЗРАЧНЫЙ КИРПИЧНЫЙ ДОМИК