Я говорю «нет», когда женщина-я, я часто очень хочу меня берет мужчина, а она, не знаю. Тогда она говорит:
– Думайте сами, женщина я или нет.
Потом она долго меня смотрит и видит, я молчу и недовольна ее словами, она смотрит глазами на большой океан и говорит:
– Я соглашалась много раз. А первый – это первый раз с мужчиной вообще. Может быть, вы хотите знать, сколько раз точно и как, и кто кого просит, или ваше любопытство удовлетворено?
Я вижу у нее мокрые глаза и молчу.
Потом, когда я иду в джунгли, мне еще больше страшно, что Фредерик слушает тихие слова своей французской, и она хочет ему дать, они бегут вместе далеко, и они два против Йоко и дают свободу друг другу. И я связываю их ноги и руки вместе, они стоят, лица друг к другу, и им трудно двигаться на песке. Я рада, что они так, у них несчастливый вид, два идиота, как они говорят, но знаете, у них нет споров. Эсмеральда делает злое лицо, что ее тело стыдно трогает тело Фредерика через рубашку, и она говорит:
– Хочу видеть вас мертвым! Слышите? Мертвым!
А он говорит и хохочет:
– А почему бы вам не лежать мирно на песке, пока не приходит Иоко?
Тогда она кричит:
– Сами знаете почему!
А он делает вид, что в обиде, и говорит:
– Но я не виноват!
Она поворачивает лицо далеко от его, злая, и когда я иду из джунгли, наверное, час после, они падают на песке, она красная и ругает его – он трет свое тело о ее и просит меня развязать ее.
И вот в день жаркого солнца я уже не могу. Я кладу ружье, патроны, ножи и топор в материю парашюта и рою дыру в джунгли. Потом иду к ним и говорю:
– Все. Хватит. Делаете меня мертвой, я плюю.
И даю свободу их рукам и ногам. Они оба молчат, глаза большие, а я могу теперь лежать на песке и отдыхать. Тогда Фредерик говорит:
– Хорошо. Ты видишь, если я даю слово. То не нарушаю его.
Идет довольный плавать в океан. Эсмеральда идет ко мне и дает руку, и тоже идет. Потом мы плаваем вместе и много шутим. Я, Иоко, плаваю самая быстрая, Эсмеральда чуть меньше сзади, Фредерик всегда в конце. Но он говорит:
– У меня нет привычки, как у вас. Один день я не буду ленивый.
Вечером Эсмеральда в доме, я иду с ним, и он несет меня на плечах, мы идем на другой пляж. Солнце совсем красное на большом океане, он снимает мою рубашку, целует все тело и берет меня на песке, и эти мерзкие браслеты не делают больно коже.
День потом я понимаю, что моя мысль прятать ружье – не очень умная, оно нужно, а можно делать меня мертвой и без ружья. И я веду Фредерика в место, где рою. Мы делим ружья на трех. Каждому один нож, мой – американского авиатора, топор мне и Фредерику. Так-так – кто идет на охоту. Теперь в поясе мало патронов, только для диких свиней.
Что сказать про длинные дни? Я очень люблю Фредерика, но Эсмеральда тоже чуть-чуть, потому она спорит с ним и со мной. Мне не надо все видеть, но я люблю видеть прямо. И я говорю Эсмеральде:
– Хочешь мужчину, я знаю, ты можешь его взять позади моей спины. Если делить его топором на два, ничего не работает. Я делаю тебя мертвой, ты делаешь меня мертвой, тоже не работает, он грустный, одна мертвая от любви к нему, и думает о ей все время. Думаешь, нам надо делать договор?
И Эсмеральда говорит:
– Я рада, ты так говоришь, я тоже хочу так, но мне страшно.
Тогда мы две думаем, как делить Фредерика по правде. Я говорю, как я делю дни с японцами, когда падаем на этот остров. Она не понимает, как я могу давать радость другому мужчине каждый день, она хохочет и прячет свой рот:
– Не верю своим ушам! Как ты можешь?
Я говорю, только один тронул мое сердце, но они бедные мужчины тоже, а я одна женщина и не давать им удовольствие, как не давать еду или пить. Потом они теряют ум и делают мертвым мужчину, который один дает мне радость, и тогда они меня могут брать, когда я не хочу.
Но Эсмеральда и я не думаем, что делить дни хорошо. Фредерик может быть усталый три дня с одной и не трогать вторую, три дня после он отдыхает и опять дает удовольствие только первой. Мы много шутим, когда думаем про это, потом мы грустные, не знаю почему. Тогда Эсмеральда говорит:
– Наверно, нам не надо так говорить. Нам хватит, если Фредерик будет и с тобой, и со мной, и мы остаемся хорошие друзья в нашем несчастье.
Так мы решаем, и мы жмем руки, потом я вижу – они идут вместе, я тогда работаю и не думаю, что они получают удовольствие, и Эсмеральда долго со мной хорошая. Маленькие вещи теперь другие. Дома или на пляже, ей наплевать, и она ходит голая, когда Фредерик там. А иногда, когда он на рисовом поле или делает спирт для ламп, они идет к нему, тихо говорит и быстро целует его шею. А иногда мы едим трое еду, она смотрит на меня и плачет. Я не понимаю почему, но не хочу спросить.