Одесса — Париж — Москва. Воспоминания художника

Первое впечатление от живописи Сутина — чисто французское явление со всеми его типичными особенностями. Те же формальные методы и принципы, и те же приемы. И некоторые критики, пожалуй, вполне правы, когда утверждают, что Сутин — французский художник. Но если вы внимательно изучите картины Сутина, то скоро убедитесь, что они принадлежат французской культуре только своей внешней стороной, внутренняя же сторона их остается свободной от влияния галльского духа. Внутренний облик сутинского творчества (мысль, образ, психологическая острота, настроение) был и остается русским, вернее, русско-еврейским.

Одно время его искусство считали отражением немецкого экспрессионизма во Франции. Но этот взгляд сейчас редко кем разделяется.

У каждого художника есть свой любимый учитель, которому он в первые годы формирования своего миропонимания подражает и под влияние которого он в той или иной степени попадает. Такими любимыми учителями у Сутина были два выдающихся художника нашей эпохи — Ван Гог и Боннар.

Характерно, что именно Ван Гог — художник с размозженной больной душой и острым глазом — был его формирующим мэтром. Сутин изучал и хорошо знал и других мастеров. Он вдохновлялся картинами своего друга, рано умершего Модильяни, анализировал Тулуз-Лотрека и Сезанна, но ни в ком из них он не нашел столько созвучных черт, сколько в этом офранцуженном голландце. Только в оригинальном и волнующем творчестве этого яркого индивидуалиста он увидел великий пример.

Как и его учитель, он далек от чистого искусства, т. е. искусства, существующего для наслаждения лишь одного глаза. Картина должна передавать размышления и переживания самого автора, его мысли и волнения. Она обязана заражать зрителя всем тем, что чувствует во время работы ее автор. Живопись, даже самая блестящая, — только средство, она никогда не должна быть целью.

Рембрандт, Курбе, Домье и даже Ван Гог не преследовали одних живописных идей. Их имена в истории живописи связаны не только с теми или другими формальными завоеваниями. Мы их знаем как борцов за определенные гуманитарные или революционные идеи.

Сутин, как и Ван Гог, глубоко предан натуре. В постоянном и настойчивом ее изучении он видит пути к разрешению всех идеологических живописных проблем. Цвет и форма должны быть найдены художником не в ателье, а в природе. Без знания натуры нет живого творчества. Но, как и Ван Гог, Сутин никогда не был рабом ее. Он свободно пользуется ею. В зависимости от той или другой идеи, которую он кладет в основу данной работы, им соответствующим образом меняется и изображаемая натура. Натура в слиянии с чувством — вот форма его реализма. Правда, чувство у него, как у большинства современных французских художников, живет и развивается на почве рафинированного субъективизма.

Сутин пишет ярко и широко. Его полотна хорошо передают состояние его умонастроения, темперамента. В них есть какая-то овеянная грустью душевная обнаженность. Его образы странны и оригинальны. Они раздражают ваш глаз и ваше сознание и, вместе с тем, заставляют вас проникнуться к ним чувством симпатии. Они медленно и незаметно покоряют вас. Выжигаются в памяти и не забываются.

Его полотна лишены равновесия, перспективы и анатомии, т. е. всего того, на чем обычно зиждется реалистическая картина. Порой его искусство кажется абстракцией. Все исчезает — и краски, и форма вещей. Исчезает всякая связь с окружающим миром. Остается лишь одно яркое цветовое чувство, остро переживающего художника-индивидуалиста. Одно сердце с повышенным, нездоровым ритмом. Вот почему вы иногда начинаете думать, что отдельные работы написаны психически нездоровым человеком. Тень чуть уловимого безумия витает над ними (вспоминается образ его первого учителя душевнобольного Ван Гога).

Причудливые пейзажи с падающими домами и деревьями, натюрморты с окровавленными птицами, рыбами и кроликами, похожими скорее на куски свежего мяса, портреты с персонажами, найденными, вероятно, в театре «Габима» — все это живет какой-то горячей, пламенной жизнью. Все насыщено большим и острым напряжением.

Его живопись жирная, растрепанная может служить украшением любой европейской картинной галереи. Сутин блестящий колорист, и доктор Барнес был вполне прав, когда причислил его к группе лучших французских колористов. Говорят, что и сам Матисс был такого же мнения о Сутине.

Палитра Сутина чрезвычайно сложна и богата. Можно было бы написать целую книгу о его подкладках и подмалевках. О его цветовом синтаксисе. Его синие, желтые, зеленые и особенно красные краски изумительны по своей экспрессивной, волнующей силе. Сутин наделяет их таким высоким звучанием и пульсом, что зритель, даже опытный, быстро устает. Это непрерывный мажор, покоряющий и утомляющий.

К недостаткам его полотен следует отнести чрезмерную цветовую насыщенность, пестроту. Последняя особенность придает его полотнам нездоровый, а порой истерический характер. Невольно вспоминается афоризм Пикассо: «Искусство — эманация боли и печали».