Читаем Одесса — Париж — Москва. Воспоминания художника полностью

Обслуживающий весь земной шар огромный декоративный мир Парижа дает всем левым художникам, французам и русским, возможность жить и работать. Роспись выставочных и торговых помещений, магазинных витрин, уличных стен, тканей, обоев, оформление книг, журналов, плакатов, ковров и всех тех предметов украшения комнат, которыми так богат и славится Париж.

Русские художники своим изобретательским духом и высоким вкусом часто идут в этом мире впереди.

В книжных витринах вы увидите монографии, посвященные творчеству Шагала, Сутина, Ханы Орловой, Федера, Липшица, Цадкина и других. В салонах, на выставках и в магазинах маршанов их работы висят или стоят рядом с работами известных французских мастеров.

В 1912 году, когда русский балет очаровал и пленил весь Париж, когда народ и печать только и жили замечательным русским искусством, имена художников Бакста, Бенуа и Рериха произносились с таким же благоговением, с каким произносилось имя Павловой.

Балет даже вызвал моду на все русское. И особенно эта мода расцвела в декоративном мире.

В магазинах и на улицах продавались декоративные вещицы, выполненные в «русском стиле».

Париж, 1927

Письмо из Парижа. Выставка К. Писсарро

Выставка демонстрирует жизнеспособность импрессионистских идей, тех идей, которые коренным образом изменили нашу современную живопись.

У нас держится мнение, что импрессионистское искусство есть мертвое наследие чуждой нам буржуазной культуры. Наши критики разработали даже целую теорию о пассивном характере импрессионизма, о его индивидуализме, субъективности и особенно о его этюдности. Из этого предлагалось сделать следующий вывод: импрессионизм, имеющий столько отрицательных сторон, не может быть приобщен к кругу интересов нашей изокультуры.

Так ли это? Не имеем ли мы здесь дело с тем, что называется гипертрофией положений? Примеры, которые знает история живописи второй половины XIX века, не говорят в пользу этого мнения. Кто возьмется отрицать объективную правду, напряжение и динамику в «вокзалах» и «улицах» Клода Моне? Кто сможет доказать, что не импрессионисты первые открыли современный индустриальный город со всеми его капиталистическими чертами? Нужно ли доказывать, что импрессионизм дал самый объективный метод письма?

Примером неправильной оценки импрессионизма служит и выставка Писсарро. Писсарро, наряду с Милле, принадлежит заслуга открытия французских крестьян. И надо отметить, что изображал он их не как индивидуалист или субъективист. Чувство объективной правды и материальности лежит на всех его полотнах. Это крестьяне, которых вы и сейчас можете встретить на юге Франции. Но Писсарро в свое искусство вкладывал не только наблюдения и содержание, но и свои душевные переживания — свое сердце. Мешал ли здесь ему импрессионистский метод? Разумеется, нет. Напротив, умелое пользование им помогло Писсарро шире и глубже почувствовать деревню.

В чем же тогда индивидуализм импрессионистов? В их личных приемах пользоваться краской и кистью? В личном акценте формы и цвета? Но есть ли это недостаток художника? В чем этюдность импрессионистов? Не в том ли, что они наделили старую, коричневую, статичную картину блеском солнца, воздухом и движением? Разве «Руанские соборы» Моне, «Бульвары» Писсарро, «Танцовщицы» Дега и жанровые сцены Ренуара менее монументальны, чем пейзажи Клода Лоррена или пасторали Буше?

Конечно, я не мыслю себе, чтобы сейчас можно было воскресить импрессионизм в такой форме, в какой он существовал в 80–90-е годы прошлого века. Нельзя и нелепо подражать Моне и его последователям, особенно нам, советским художникам, живущим под знаком другой культуры и ставящим перед искусством другие задачи. Но многое из этого великого движения наши молодые художники с большой пользой для себя могли бы усвоить; разумеется, усвоить критически, проработать. Крупнейшие французские мастера нашего времени, Анри Матисс и Пьер Боннар, выросли и развились на импрессионистской почве. Правда, впоследствии они ушли от Моне и создали свой собственный метод (постимпрессионизм). Но сделать это они могли лишь после того, как восприняли импрессионистские принципы.

Импрессионизм не знал ни географических, ни национальных границ. Под его влияние подпадали художники всех стран. Не следует забывать, что своим высоким уровнем наши лучшие живописцы, Суриков и Коровин, также обязаны импрессионизму.

Париж, 1927

Современная французская живопись

Война, наложившая глубокую печать на всю культурную жизнь современной Франции, естественно, изменила и облик ее искусства.

Внешне художественная жизнь уже приняла свои прежние формы и успела приобрести прежний темп развития. Внутренне она еще продолжает переживать процесс послевоенного ослабления.

Ожившие в большом количестве салоны, выставки, магазины картин и художественные журналы — результат не сегодняшних усилий. Культура нации питается своими старыми завоеваниями и живет за счет старых накоплений.

Перейти на страницу:

Все книги серии Прошлый век

И была любовь в гетто
И была любовь в гетто

Марек Эдельман (ум. 2009) — руководитель восстания в варшавском гетто в 1943 году — выпустил книгу «И была любовь в гетто». Она представляет собой его рассказ (записанный Паулой Савицкой в период с января до ноября 2008 года) о жизни в гетто, о том, что — как он сам говорит — «и там, в нечеловеческих условиях, люди переживали прекрасные минуты». Эдельман считает, что нужно, следуя ветхозаветным заповедям, учить (особенно молодежь) тому, что «зло — это зло, ненависть — зло, а любовь — обязанность». И его книга — такой урок, преподанный в яркой, безыскусной форме и оттого производящий на читателя необыкновенно сильное впечатление.В книгу включено предисловие известного польского писателя Яцека Бохенского, выступление Эдельмана на конференции «Польская память — еврейская память» в июне 1995 года и список упомянутых в книге людей с краткими сведениями о каждом. «Я — уже последний, кто знал этих людей по имени и фамилии, и никто больше, наверно, о них не вспомнит. Нужно, чтобы от них остался какой-то след».

Марек Эдельман

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное
Воспоминания. Из маленького Тель-Авива в Москву
Воспоминания. Из маленького Тель-Авива в Москву

У автора этих мемуаров, Леи Трахтман-Палхан, необычная судьба. В 1922 году, девятилетней девочкой родители привезли ее из украинского местечка Соколивка в «маленький Тель-Авив» подмандатной Палестины. А когда ей не исполнилось и восемнадцати, британцы выслали ее в СССР за подпольную коммунистическую деятельность. Только через сорок лет, в 1971 году, Лея с мужем и сыном вернулась, наконец, в Израиль.Воспоминания интересны, прежде всего, феноменальной памятью мемуаристки, сохранившей множество имен и событий, бытовых деталей, мелочей, через которые только и можно понять прошлую жизнь. Впервые мемуары были опубликованы на иврите двумя книжками: «От маленького Тель-Авива до Москвы» (1989) и «Сорок лет жизни израильтянки в Советском Союзе» (1996).

Лея Трахтман-Палхан

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

Оригиналы
Оригиналы

Семнадцатилетние Лиззи, Элла и Бетси Бест росли как идентичные близнецы-тройняшки… Пока однажды они не обнаружили шокирующую тайну своего происхождения. Они на самом деле ближе, чем просто сестры, они клоны. Скрываясь от правительственного агентства, которое подвергает их жизнь опасности, семья Бест притворяется, что состоит из матери-одиночки, которая воспитывает единственную дочь по имени Элизабет. Лиззи, Элла и Бетси по очереди ходят в школу, посещают социальные занятия.В это время Лиззи встречает Шона Келли, парня, который, кажется, может заглянуть в ее душу. Поскольку их отношения развиваются, Лиззи понимает, что она не точная копия своих сестер; она человек с уникальными мечтами и желаниями, а копаясь все глубже, Лиззи начинает разрушать хрупкий баланс необычной семьи, которую только наука может создать.Переведено для группы: http://vk.com/dream_real_team

Адам Грант , Кэт Патрик , Нина Абрамовна Воронель

Искусство и Дизайн / Современные любовные романы / Корпоративная культура / Финансы и бизнес