Вот и пожалуйста, получите, распишитесь.. Что, разве не так? Так. Всё так. Только есть здесь один нюанс: не я один такой великий любитель одиночества. Более того, уверяю, есть в этом мире и более радикальные любители оного.. Да и вообще, известно же, что все нормальные творческие люди – одиночки, и им, этим творческим людям просто даже для создания нормальной творческой атмосферы нужно именно оно – одиночество..
Так что не попрекай меня этим.. Я не один такой (любитель).. Если следовать твой логике минимум десять – двадцать процентов людей осталось бы сейчас, здесь, на этой земле. Здесь, где-то рядом.. А я вот что-то никого не вижу, ни здесь, ни рядом, ни вдалеке, ни вообще, видимо, нигде.
Глава 3
Сегодня вторник, третий день моей новой (однолюдной) жизни.
Возвращаюсь в город..
Но по пути сначала заеду на кладбище. К маме.. Выезжаю на старую Ярославку, через перелесок, через пустую соседнюю деревню, поворачиваю направо, дальше снова направо. Заезжаю на кладбище, двигаюсь по левому краю, далее прямо. Останавливаю машину, иду к могиле мамы. Немного прибираюсь.. Присаживаюсь на скамейку..
Минут через десять выхожу к машине. Выезжаю..
По пути, примерно через двести метров слева небольшой храм «Всех скорбящих Радость».. Поставили его в память о произошедшей здесь 22 сентября 1608 года битве войск царёва брата Ивана Шуйского и посполитского военачальника Яна Сапеги, когда окружённые и побежденные уже было крылатые гусары шляхты вдруг ринулись в контратаку во главе с их раненным в голову полководцем и смяли наши пешие полки пищальников и стрельцов, не успевших ни перезарядить, ни перестроиться.. Многие тогда полегли здесь, вот на этих самых полях, у Ярославского тракта, на дальних подступах к Сергиеву Посаду..
Не торопись праздновать победу, только ещё окружив (загнанного) врага, ибо отчаяние его удесятеряет силы его.
На обратном пути по дороге рядом с Ярославкой замечаю всё-таки парочку сгоревших трансформаторных будок и оборванные провода. Не мудрено, странно, что ещё так мало.. Впрочем, какая картина по всей остальной стране я не знаю. А (что) в других странах? – тем более.
Как непривычно быстро передвигаться по городу без светофоров. Да, что же я хотел ещё? Вспомнил. Едем в центр.
Заезжаю на Мясницкую, останавливаюсь у большого книжного магазина, захожу.. Как шахтер с фонариком добываю там «ресурсы» часа три – загружаю полмашины: книги, бумагу, тетради, ручки – настоящее богатство и кайф души..
Прикрываю дверь, так, чтобы дождь, ветер и прочие непогоды и бродячие животные (если появятся) не проникали во внутрь, чтобы мог когда-нибудь снова прийти сюда в случае необходимости.. Впрочем, как обычно.
Еду по главной дороге к дому. Рекламные щиты, как ни в чем не бывало радуют проезжающих, т.е. в данном случае меня одного, особенно их много на трассах после третьего кольца.
Вообще, та степень безумной «радости», которую демонстрируют некоторые персонажи на рекламных плакатах и роликах никогда не может быть не только соизмеримой с теми преимуществами, которые могли бы реально принести рекламируемые товары и услуги вынужденным лицезреть всю эту клоунаду зрителям, но и вообще не могут быть у нормальных, не скоморошных людей.
Это тот самый пример глубинного человеческого падения, которое изуверски шлифуется маркетологами ради демонстрации степени эмоционального накала гиперрадости персонажей – актеров с целью последующей тотальной генерации этой «радости» в пространство потенциальных потребителей – зрителей.
Ибо нормального человека украшает нормальная естественная улыбка, озаренная его внутренним сущностным светом. Эмоционально-уравновешенный нормальный человек всегда аутентичен самому себе и своей нормальности, при необходимости он иногда может и сыграть «не себя», но только до определенного предела себя, то есть сыграть «другого» максимум на какую-то часть (на четверть, треть, половину) себя, никогда полностью не освобождаясь от своей изначальной внутренне – позитивной сущности.
Именно поэтому далеко не каждому удается быть хорошим актером. Хороший же актер, сумевший полностью погрузиться в образ глубинно-плохого, внутренне – отрицательного персонажа уже никогда не сможет полностью очиститься от этого негативного «образа» и стать снова нормально-нейтральным, кроме тех, конечно случаев, когда эта его уже сыгранная плохость аутентична его внутренней, такой же негативной сущности, которая у него уже была или развилась в нём в процессе предыдущих аналогичных погружений.
Хороший актер, погрузившийся в другую крайность – крайность безудержной неестественной радости также уже никогда не сможет быть «не актером», как будто бы с целью компенсации он будет всё глубже уходить потом в мрачность, и там же, в этой (внутренней) мрачности безвылазно зависать..