– Сговор, значит? Я вам расскажу, каким он может быть. Видите, сколько тут народу вокруг? Вы да я, да мы с тобой. Меня с сеньором Норьегой вы уже записали в соучастники, а Хозе компанию завсегда поддержит, на это он мастер. Сговоримся быстро, даже слов не нужно. И отправится ваш труп в недолгое и недалекое путешествие по отстойникам. Не знаю, как быстро мясо отпадет с костей, но у вас вроде никаких особых примет нет, так что опознавать будут долго. Если вообще справятся.
Табельное оружие он вытаскивал из кобуры судорожно, явно не выполняя положенный норматив. Хотя, надо признать: направленный на меня ствол не дрожал. Почти. Задергался он чуть погодя, когда сержант сообразил, что опасность может равным образом исходить ото всех троих.
– Угроза офицеру при исполнении расценивается, как…
– Да будет вам, офицер! – Эста расплылся в примирительной улыбке. – Вы поймите: парень с утра здесь торчит, на самом солнышке, припекло его немного, вот воображение и разыгралось.
– А второго? Тоже припекло? – полицейский покосился на Хозе, мрачно скрестившего руки на груди.
– Так они же вместе работают. Вот вы здесь сколько времени провели? Часа не прошло, да? А как себя чувствуете? Запах к тому же… Не говоря уже о том, почему мы все встретились. У кого хочешь крыша поедет.
По лбу сержанта поползла струйка пота. Стеклянисто-мутная.
– Вы же не будете каждого дурака в управление таскать? Он завтра и не вспомнит, что говорил, ручаюсь. Вот и вам не стоит эту дурь запоминать.
– Да, вы, пожалуй, правы… Что-то здесь жарковато. Для всех нас.
– Так давайте переберемся в более уютное местечко! Там дела и закончим.
Полицейский торопливо кивнул, убирая пистолет.
– Все в кабину не влезут, - предупредил Хозе, сплевывая точно между прутьев решетки.
Соврал, конечно: в тесноте да не в обиде, как люди говорят. Правда, желания прижиматься к сержанту у меня лично не было. Ни малейшего.
– Я снаружи проедусь. С ветерком.
– Я тоже. Покажешь, как?
– Костюм испортишь.
– Ничего, переживу.
Скинуть комбинезон было настоящим наслаждением. Правда, сразу же пришлось облачаться в его младшего братца: другой сменной одежды под рукой не было. Но этот хоть не пропитывался так густо водоупорными смесями, а потому пропускал воздух. Слегка.
– Вот на эту площадку встаешь. Держишься тут.
Инструкция вроде бы запрещала такое катание на мусоровозе. Если правильно помню. А зря: немного подбрасывало и пошатывало, зато хорошо обдувало. Что ещё нужно для счастья залитому потом человеку?
Разве только хороший друг. Которому стоит сказать:
– Спасибо.
– За что?
Из-за ковша его лицо было плохо видно. Если не высовываться по пояс, с риском рухнуть вниз, под колеса.
– Ну не за работу же! Хотя…
– А я предупреждал.
– Помню.
– И предлагал.
– Угу.
– Но ты со своим упрямством…
– Мусор тоже кто-то должен убирать.
– Почему обязательно ты?
А почему бы и нет? Все очень органично получается: ни роду, ни племени, ни прошлого, ни завышенных требований к окружающему миру. Вписался. Вполне.
– Проехали. Но все равно спасибо.
– Ещё раз повторишь, и поссоримся. Без шуток. По-твоему, я должен был стоять и смотреть, как он в тебя целится?
Маленький молодой чин, оставшийся без присмотра и поддержки коллег. Конечно, он схватился за оружие. Чтобы почувствовать уверенность хоть в чем-то. Петер, в редкие минуты, которые отводились для инструктажа подзащитных лиц – то есть, сенатора и его окружения – мрачно повторял: либо нападающий стреляет сразу, либо не стреляет вовсе. Кто не успел, тот опоздал, как говорится.
– Ничего бы не случилось.
– А мне вдруг почему-то подумалось иначе. Там, на полях, в самом деле, слишком жарко.
И большую часть года совершенно безлюдно. Одни только полуразложившиеся трупы.
Ана Веласко, по жизни отмеченная несчастьями. Сначала лишний палец на ноге, потом загадочное волшебное событие, которого она ждала с таким нетерпением. И дождалась, видимо. Только закончилось все мерзко и буднично.
Не знаю, о чем думают полицейские и что они нагородят в своем расследовании, но ты не могла по своей воле попасть в канал биореактора. Ты бы ни за что не подняла решетку самостоятельно. А представить, что люки вдруг оказались открытыми… Нет, очень маловероятно. Тебя скинули сюда. Мертвую. А может, даже ещё дышащую. Они знали, что ты не сможешь выбраться обратно. Никто бы не смог. Все было просчитано, продумано, отработано. А стало быть, в здешних отстойниках вполне могут найтись и другие.
Пропавшие без вести.
Например, люди, чьи имена были указаны в папках, которые Глория Толлман трясущимися руками швырнула в мусорный мешок.
– Эста?
– А?
– Что у тебя с той блондинкой?
Он взял время на размышление, прежде чем продолжить беседу встречным вопросом:
– Зачем интересуешься? Сам глаз положил?
– Все на свете бывает.
– Можешь даже не пытаться. Глори не такая. - Ещё одна пауза. Долгая, с отчетливо ощущающимся придыханием. - Вообще не такая, как все.
Да неужели?
– Она гордая. Разборчивая. Чувства не показывает.