Один человек и один город

Пожалуй. Только даже мы с тобой, вроде и перекидываемся словами, а вряд ли понимаем, что каждый из нас имеет в виду. И дело не в терминах. Все гораздо проще и печальнее.

На развитие любой ситуации можно, а иногда и нужно влиять. Есть куча разных способов и инструментов, от примитивных до хитроумных. Но что ещё важнее, есть несколько уровней влияния. Если на нижнем из них можно хоть головой биться о стену, хоть тараном – толку будет чуть, то на более высоких достаточно пары небрежно брошенных слов или случайного жеста, чтобы все перевернулось с ног на голову. Нужно всего лишь знать, где эти самые уровни расположены.

Подавляющее большинство жителей Вилла Баха считают, что им открыта только последняя сфера влияния, та, что у земли или ниже. А на самом деле созданы и, как ни странно, работают вполне эффективные механизмы взаимодействия. Бери и пользуйся! Почему же не берут? Почему позволяют своей жизни плыть по каналам прямиком в отстойник?

– Что делал сегодня?

– Где?

– На работе, где же ещё?

– Тебе, правда, интересно?

Врать она не умеет. И слава богу!

– Так полагается. Ведь полагается, да?

– Что?

– Спрашивать у супруга, как он провел день? Я вижу, как люди живут, ты не думай! И кино смотрю. Когда получается.

Старательность – это хорошо. Заслуживает одобрения и поощрения. Выглядит несколько нелепо в исполнении Лил, но…

– Вообще-то, необязательно. Спрашивать.

– А почему тогда… Они все врут, что ли?

Может быть. Даже наверняка. Но, черт подери, как иногда хочется, чтобы точно такая же ложь наполнила твою собственную жизнь! Хотя бы на пару дней.

– Понимаешь, люди… Они разные.

– Ты про Низину и остальных?

– Нет. В этом смысле разницы никакой.

– А говорят, что разница есть. Что из-за неё мы и живем здесь. И будем жить до самой смерти.

– Физиология это совсем другое, Лил. Объективное.

– Фи-зи-ло… Чего?

Интересно, она хоть церковную школу посещала время от времени? Писать и читать умеет? Как-то не выпадало случая выяснить. Но если девчонка придерживается тех же принципов существования, что и мой напарник по мусору, обидно. И больно. Мне за неё.

– То, какой ты родилась и выросла. Твоё тело. Можно лишиться его части, одной или нескольких, но главное, суть или что-то в этом роде, останется неизменным.

– Навсегда-навсегда?

– Вроде того.

– Тогда лучше не знать.

– О чем?

– О том, что измениться не получится. Если не знаешь, можно верить.

Это точно. Вера тем и хороша: крепнет по мере того, как опустошается твоя голова.

– Так вот, на тему вопросов о работе. Кому-то они нравятся, кому-то нет.

– А тебе? Тебе нравятся?

Иногда кажется, что она из кожи вон лезет, лишь бы угодить. Лишь бы соорудить из нашего общего времени нечто условно-правильное, «такое, как у всех». И ей самой больно от этих попыток. Физически. Просто эта боль, видимо, смешана с другой, поэтому остается неопознанной. Но как только Лил поймет себя… Что-то случится. Определенно.

– Скажем, я не против. Хотя можно и без вопросов.

– Ну, давай сначала попробуем, как все делают. Да?

Остается только вздохнуть и позволить прозвучать торжественному:

– Как прошел твой рабочий день?

– В грязи.

– Э?

– Я копался в грязи. Вернее, копал грязь.

– Много?

– Грязи-то было? Ещё не на раз осталось.

– И завтра тоже будешь копать?

– Скорее всего.

– И так весь день? Скучно!

– Да не, веселья тоже хватало.

Сразу вцепилась в локоть:

– Расскажи, расскажи!

– В грязи нашелся скелет.

– Мертвый?

– Ты когда-нибудь видела живые скелеты?

– А то! На День Мертвых их полным-полно вокруг.

Хм. Вполне возможно.

– Ты что, не праздновал никогда?

В сенаторском доме как-то не было принято следовать подобным традициям. Хотя да, припоминаю, что куколки, составленные из игрушечных костей, появлялись. На половине прислуги и в очень ограниченном количестве. Элена-Луиза не позволяла некоторым народным традициям входить в свою семейную жизнь.

– Неважно.

– Ой, это же так весело!

Поминать покойников? Обхохотаться можно, какое веселье.

– Мертвый был скелет. Совсем мертвый.

– И откуда он взялся?

– Полиция будет разбираться.

– Там и полиция была? – хватка пальцев стала ещё крепче.

– Так труп же. К нему всегда прилагается расследование.

– Я знала, что тебя нельзя оставлять одного! Знала!

Прижалась к моему боку. Горячая, как полуденное солнце.

– Каждый день теперь буду приходить. А то мало ли, что случиться может… Вдруг утащит кто?

– Утащит?

Замолчала. Задышала шумно-шумно мне в грудь.

– Ну-ка, поясни свою мысль.

– Да я…

Отправиться через весь город, на ночь глядя, чтобы сопровождать меня домой? Нет, тут дело не в спектакле «семейных ценностей».

– Скажи честно.

– А обижаться не будешь?

Так, пошла торговля. Значит, есть, ради чего.

– Не буду.

– Обещаешь?

– Я уже сказал.

Сопение. Пыхтение.

– Ну и?

– Я же не дурочка какая-нибудь… Я видела, как она на тебя смотрит. Всё-всё видела.

Господи, что ещё за «она»?

– Ничего, я тоже сильная. И никому тебя не отдам!

Вот только ногтями не надо впиваться в кожу! Больно же.

– Лил.

Пришлось остановиться, оторвать девчонку от себя, взять за плечи и посмотреть прямо в глаза.

– О чем ты говоришь? Я не понимаю.

– Ой да прямо!