Один человек и один город

Приторным ароматом отстойников, скорее. Конечно, морской воздух туда тоже долетает, время от времени, но сладкие флюиды гниения висят облаком поплотнее, чем те, наверху, над головами.

– Я не люблю море.

– А тебе его любить и не надо! Переплыть, и все.

Уже пробовал. Переплывал. Ничего приятного в путешествии не нашел. Условия, правда, были спартанские, даже не эконом-класс.

– Отдай, кому говорят!

– Может, чуточку задумаешься? Вот на секунду хотя бы попробуй представить… Дорогой подарок. Дороже не бывает. И полная секретность, такая, что сам сенатор не будет знать, что и как дальше. Представила? А рассказывает он все при мне. При постороннем человеке, который в его «лотерею» никогда и ничего не выиграет. Какой вывод можно сделать?

– Ты умный, ты и делай.

О, теперь набычилась. И примеривается к новому прыжку.

– Он ведь не уточнял, кто должен занять каюту на том судне. Зато предупредил, что карточкой тут воспользоваться не удастся. И продать на сторону не получится.

– Да кто ж свою жизнь продаст? Столько денег во всем мире не сыщешь!

– Сенатор не просто так позволил мне слушать ваш разговор.

– Да иначе я бы в машину к нему не села, вот и все! Ему пришлось.

Сеньору Линкольну-то? Пойти на поводу у обстоятельств? Ага, как же. Он прекрасно знал, что произойдет после беседы. Предполагал с точностью до девяноста процентов. Размахивал выигрышным билетом перед лицом нищего. Дразнил голодную собаку куском мяса.

– Скажи, много твоих знакомых упустили бы шанс, который представился тебе?

– И я не упущу!

Наклон корпуса, шаг в сторону, и девчонка снова промахивается.

– Хорошо. А что бы ты сделала, уехав? Сенатор не обещал райские кущи, только подспорье на первое время. Пошла бы учиться? Начала бы работать?

– Ну а чего ещё?

– И кто мешает тебе все то же самое делать здесь? Конечно, приятнее слоняться по улицам и строить из себя колдунью. Пока не надоело. А потом?

– Замуж выйду. Детей нарожаю.

– А многому ты сможешь их научить? Что сможешь рассказать? Духи это хорошо. Занимательно. По первому разу даже интересно. Но у них свой мир, а у людей свой. И в этом мире…

Я не сразу понял, что она плачет. Наверное потому, что все происходило беззвучно. Струйки текли по щекам, каплями падая в дорожную пыль, и только тогда можно было их заметить. По отсветам фонаря в соленой воде.

– Лил?

– Не трогай меня!

Дернула плечом, повернулась.

– Я не прав?

– Тебе только это и нужно знать, да? Что ты прав? Ты от этого счастливее становишься?

– Лил, я…

– Прав! Да, прав! Доволен?

Пошлепала прочь. По-прежнему в одной сандалии. А где вторая? Потерял, дурак. Оставил в лимузине, похоже.

– Лил!

– Да иди ты со своей правотой!

Дома без неё было пусто. На удивление. И уныло. Но повседневные обязанности все равно никто не отменял. И молчаливый слушатель всегда оставался в моем распоряжении.

– В этом городе творится какая-то ерунда, Хэнк. Опасная ерунда. Сенатор со своими странными идеями… Знаешь, что он придумал? Выбирает из местных одного счастливчика и дарит ему путевку в новую жизнь. Каково, а? Конечно, никому ни слова, под страхом смертной казни и все такое… Только пока ситуация складывается так, что один из последних таких «победителей лотереи» сгнил до костей в помойной яме. И думаю, не только он. В смысле, она.

Понятно, чему так радовалась сеньорита Веласко. Особенно если была по натуре восторженной дурочкой. Уж на что Лил прагматичнее, и то повелась. Загорелась идеей лучшей жизни.

– Мне все это не нравится, Хэнк. Не в смысле сенаторской идеи, нет. Он имеет право тратить свои деньги, как хочет. Хочется представлять себя тайным благодетелем? Пусть. Если хоть один человек от его подарка стал счастливее, уже отлично.

Он ведь давно этим занимается. Джозеф. Папок в мусорном мешке было достаточно много, чтобы представить масштабы. Но возникает другой вопрос…

Сеньор Линкольн, вам не жаль времени, усилий и средств на простых людей? Похвально. Достойно. Уважаемо. Только почему, черт подери, вам было не выделить малую толику из щедрот для меня? Я просил денег? Хоть раз просил? Клянчил дом, машину, должность? Требовал вообще чего-то? Нет. Старался учиться, готовился к тому, чтобы быть полезным. Вам. Городу. Людям, в нем живущим. Это не заслуживало поощрения? Ладно, допустим. Примем как данность, что я обязан был так поступать. Положение требовало, семейное или общественное. Но можно же было хоть каким-то образом показать, что мои усилия замечены? Что мои действия…

– Он поставил не на того человека. Когда начал свои лотереи. Да и сейчас дело нечисто. Слишком нарочито все сделано. Под девизом: «Хватай наживку, не медли!». И сдается мне… Точно! Живец. Приманка. Остается только надеяться, что сети расставлены толково, и хищник в них запутается.

Правда, остальные – тоже. Уже запуталось достаточно рыбешек, на добрую уху хватит. И я тоже суну голову в ячею. Завтра. Затянется петля вокруг шеи? Да на здоровье. В каком-то смысле мы с Лил – близнецы. Сиамские. Только она не знает, как хочет жить, не придумала ещё, а я знаю, как хотел. Но не смог.

* * *

– Будешь мне должен, - с нажимом повторил Хозе.

– По гроб жизни.