Один день что три осени

Ночью, когда в хижину заявился Минлян, чтобы снять с доски фотографию мамы, Чжун Куй, закричав про оставшиеся сорок пять анекдотов, чуть было не задел мальчика своей плетью.

Разумеется, Минлян ничего этого не слышал. Между тем Яньло-ван остановил Чжун Куя и сказал:

– Разве ты не говорил, что во всей Поднебесной нет мест, не подвластных владыке? Пусть идет куда хочет., посмотрим, какие еще испытания принесут ей эти сорок пять анекдотов.

Сделав паузу, он добавил:

– Вполне возможно, что с ней произойдет еще что-нибудь чудное, а для нас это, считай, что дополнительный анекдот.

Чжун Куй уловил намек Владыки и остановил свою плеть.

5

В Ухань приехала бабушка Минляна. Бабушке было за семьдесят. Когда Минлян только-только родился, Интао дала ему имя Ханьлинь, но, когда Минлян научился разговаривать, он то и дело твердил, что у него перед глазами темно, поэтому бабушка дала ему другое имя – Минлян, что означало «свет».

Бабушка жила в Яньцзине на улице Бэйцзе. Во дворе ее дома росло огромное финиковое дерево, чей ствол могли обхватить лишь двое людей; по словам бабушки, дереву уже перевалило за две сотни лет, посадил его еще дед деда Минляна; в молодости дед деда Минляна был перекупщиком ослов, и саженец финикового деревца он привез аж из самого Синьцзяна, из города Чарклыка. Спустя двести с лишним лет дерево не утратило своей пышности и каждую осень приносило три мешка фиников. Эти финики бабушка с дедушкой перемешивали с просяной мукой и делали из этой массы финиковое печенье, которое потом грузили на ручную тележку и катили к перекрестку на продажу. Вечерами над их прилавком зажигался шахтерский фонарик. В те времена родители Минляна трудились на хлопкопрядильной фабрике, работа там проходила в три смены, у родителей не было времени, чтобы присматривать за сыном, поэтому до трех лет Минляна растила бабушка. Всякий раз перед сном Минляну нравилось слушать, как бабушка рассказывает истории, в Яньцзине они назывались «заливалками». Когда они устраивались под одеялом, Минлян просил:

– Бабушка, расскажи заливалку.

– Ну, что ж, заливать так заливать, а ты слушай внимательно, – отвечала бабушка.

Спустя несколько десятков лет в памяти Минляна еще сохранились три любимые бабушкины «заливалки». Одна из них была про желтомазеньких. Под желтомазенькими имелись в виду хорьки. Бабушка рассказывала, что, когда она была маленькой, у них на заднем дворе любили резвиться хорьки. Бывало, едва наступал вечер, как к ним вместе со всем молодняком заявлялся вожак хорьков, и на заднем дворе затевалось веселье. Бабушкин отец принимался шуметь: «Эй, желтомазые, кончайте уже буянить, дадите вы, наконец, людям поспать?» А вожак хорьков на это отвечал: «Не дадим». Встав на задние лапки, хорьки выстраивались паровозиком, положив передние лапки на плечи впередистоящего, и во главе с вожаком, вихляя задами, начинали свое шествие перед окном спальни. Однажды вечером засверкала молния, ударил гром, и в дом кто-то постучал. Отец открыл дверь, на пороге, сложив руки в малом поклоне, стоял вожак хорьков:

– За нами гонится Лэйгун[29], прошу, добрый человек, укрой наше семейство.

– А дерзить больше не будешь? – спросил отец.

– Не буду.

– И шуметь не будешь?

– Не буду, – отвечал хорек.

Тогда отец пошел на задний двор, открыл сарай и разместил там семейство хорька. На следующее утро, небо после дождя прояснилось, отец решил проверить как у хорьков дела, вошел в сарай, а тех и след простыл; но не всех, в уголке, скорчившись, остался лежать один колченогий хорёчек. Так уж решил вожак: несчастного хромоножку он взял и подкинул им.

– Ах ты, желтомазый, – только и вздохнул отец, – все-таки обдурил ты меня.

А хорька-хромоножку отец подбросил в свинарник, чтобы рос там вместе со свиньями. По словам бабушки, когда она была маленькой, то часто игралась с тем хорьком. Но интересно, что даже через десять с лишним лет тот хорек так ни капли и не вырос. Бабушка спрашивала его:

– Желтомазенький, почему ты не растешь?

– Я же не человек – ответил он, – если начну расти, то меня как свинью забьют и съедят.

А еще бабушка рассказывала, что, когда она выходила замуж, хорек сильно по ней убивался.