Один день Дениса Ивановича. Хроники конца света

Переводчик почти без акцента, но как-то механически повторял по-русски вежливые слова второго секретаря Высшего Совета, прекрасно знавшего пять основных языков планеты. Длинный и сияющий казенный лимузин ракетой летел мимо сплошной стены зелени по глади шоссе к Иерусалиму. Солнце пылало, всюду сверкали алмазами капли воды, извергаемые миллионами разбрызгивателей, прячущихся среди цветущих кустов и финиковых пальм. Земля Обетованная встречала утро как царица на троне, во всей своей красе и могуществе.

Маркашов отвернулся от окна, и остановил взгляд на бесстрастном лице чиновника:

– Я человек военный. Это не первая, да и, наверняка, не последняя ракета, выпущенная в мою сторону. Но на моем самолете надежная противоракетная система. Так что особой опасности не было.

На самом деле, несмотря на антиракеты, пилоту пришлось использовать все свое мастерство, чтобы уйти из-под удара. Парадный генеральский мундир, залитый кофе, отправился в стирку, Маша замазывала ссадины на своем скуластом лице. Но, несмотря ни на что, генерал был почти весел: удар из-за угла свидетельствовал о том, что на открытый поединок Емануил не решился. У него нет веских доказательств, подтверждающих участие Маркашова в подготовке переворота. А, может быть, и реальность самого заговора для Председателя ВСОН под вопросом. И ракетный удар по самолету был просто превентивной попыткой пресечь возможную опасность.

– Знаете, господин Аасзон, – Маркашов перешел на английский, минуя замолкшего переводчика и обращаясь напрямик к секретарю, – мне только странно, что эта опасность возникла на территории Протектората. Здесь уже год не велись военные действия, и ваше правительство неоднократно утверждало, что ни одного врага в пределах Великого Израиля не осталось. Все это может произвести неважное впечатление на гостей, да и у меня на родине будет воспринято отнюдь не положительно. Вы прекрасно понимаете, что в случае моей смерти уже никто не сможет удерживать далее Республику Сибирь в Союзе. И я не думаю, что выход из СОНЗ государства, владеющего атомным оружием и баллистическими ракетами, пойдет на пользу народам Земли…

Последняя фраза была неприкрытой угрозой, столь грубой, что дипломатичное лицо господина секретаря на мгновение дрогнуло. Но дрогнуло не от возмущения генеральской грубостью, и не от страха. Дрогнул презрительно уголок губ, скосился вниз, показывая влажно блеснувший кончик клыка. Будто на нейтральной полосе, в три часа после полудня, когда все спит, и даже снайперу лень заглядывать через трубку прицела в провал вражеских окопов, вздрогнул и замер лист на кусте, выдавая чье-то чужое присутствие. И показался этот «лист» Маркашову страшнее артналета, потому что скрывал за собой нечто нечеловеческое, всплывшее из тьмы ночной или из полуденного морока сгоревшей в ядерном огне восточной пустыни.

Маркашов с трудом подавил попытку тела трусливым холодком вдоль позвоночника ответить на видение, проглянувшее сквозь мертвую маску лица дипсотрудника. У генерала вдруг возникло дурацкое чувство, что он оказался заперт вместе с двумя покойниками в роскошном гробу, летящему на полном ходу прямиком в пекло.

Громадный автомобиль повернул столь плавно, будто он скользил не по асфальту, а по воздуху. («Товарищ старшина, а крокодилы летают? – вспомнился Маркашову анекдот из его военной юности. – Ну что ты, рядовой! Конечно, нет! – А вот капитан сказал, что летают. – Ах, капитан… Ну может и летают, но только низенько-низенько…») Солдатский юмор помог, и генерал уже спокойнее взглянул на своих попутчиков. Но те, сочтя разговор оконченным, незряче смотрели сквозь Маркашова, лица их были погасшие, пластмассово-мертвые.

Перекресток, помеченный плакатом, на котором Патриарх всея Востока и какой-то бородач в черной шляпе с косичками призывали молить о мире Ершалаиму, остался позади. Лимузин-крокодил нырнул в тенистый туннель густой зелени, которая сплеталась над узкой односторонней дорогой, и мчался теперь на запад, огибая город дугой.