Один день ясного неба

Микси включила радиоприемник, полилась популярная танцевальная мелодия, волнами окутавшая красивое тело Гарсона. Блоуснафт обвил руками талию Лайлы, которая предложила ему свою вагину, ту, что хранила ее дар, ту, что даровали ей боги, и тряс головой, не спуская глаз с белой веревки, протягивая свои жадные ручищи и пытаясь сдернуть последнюю оставшуюся на ней пусю.

— Я не хочу эту, я хочу вон ту!

Ее.

Лайла протянула следом за его ручищей руку вверх.

Ужаснувшись, Анис метнулась вперед.

Все трое подпрыгнули в воздух одновременно, и их руки переплелись на лету.

Шшшуууппп — как только последняя вагина сорвалась с веревки, чары с хлопком пропали. Анис согнулась пополам, ощутив спазм в животе. И услыхала крик Лайлы: «Лови, Анис!» Она взглянула вверх — и вовремя. Потому что увидела, как женщина бросила ей вагину, сразу поняла, что должна ее поймать, несмотря на подступившую тошноту, и стала шарить рукой в воздухе, моля богов, чтобы успеть, словила на лету скользкое гнездо, и, чуть не выпустив его из пальцев, прижала драгоценную добычу к груди.

Наступила полная неразбериха. Блоуснафт и Лайла орали друг на друга. Микси лежала, обхватив длинными ногами талию потного Гарсона, который продолжал толчками входить в нее и выходить, а она не спускала глаз с лица Арчи.

«Значит, тебе все же удалось вставить свою пусю! Когда надо, ты можешь!»

Арчи гневно вопил. Арчи пришел в ярость.

Даже если бы Анис умудрилась двигаться проворнее, как она могла остановить Арчи, который схватил тяжеленный стол красного дерева и поднял его над головой?

Да никак. Ей оставалось просто наблюдать, как подвел ее дар.

— О, Иисусе! — простонал Гарсон, и его красивые зубы впились Микси в волосы. — О да-а-а…

— Нет! — вскричала Микси. — Арчи! Арчи!

Арчи разломал стол пополам и швырнул обломки на веранду.

Угол столешницы попал Блоуснафту в затылок. Тот свалился с веранды и упал без сознания на траву. Арчи принялся колошматить другой половинкой стола по ступенькам и по полу веранды. По его щекам струились слезы, на него падали щепки и обломки красного дерева, пальцы кровоточили.

Микси спрыгнула с Гарсона.

— Арчи, перестань! Довольно!

— Я же сказал тебе, Микси, что мне это не нравится! Я сказал, что мне не нравится! Но ты меня не послушала. А я тебе сказал: мне это не нравится…

Бодрая мелодия, доносившаяся из радиоприемника, закончилась.

— Перестань себя калечить!

Арчи замер, трясясь от возбуждения.

Анис бережно держала свою пусю, как младенца. Колени Лайлы словно подогнулись под ее весом, и она тяжело уселась на пол рядом. Рита наклонилась над ними, как заботливая мама-кошка.

Из радиоприемника донесся голос диктора, перекрывший шумное дыхание присутствующих:

— Прослушайте важное сообщение офиса губернатора Интиасара. Объявляется двадцатичетырехчасовой запрет на половые акты, запрет вступает в силу немедленно. Под страхом пожизненного заключения запрещается всякая сексуальная активность любого вида, повторяю, любого вида, вплоть до двух часов десяти минут пополудни завтрашнего дня.

18

Ладони Сонтейн скользнули по веслам. Она перестала грести, чтобы перевести дух. На верхней губе выступил пот. Она уже и забыла, когда в последний раз садилась за весла, так что отсутствие практики давало о себе знать. День был в разгаре, а она все еще ощущала на коже масляную пленку, отчего сама себе казалась липким куском обжаренного мяса под соусом. Она вытерла руки о волосы, провела пальцами по нижней части ступней, потом по передней части платья и свесила руки за борт в воду. Каноэ закачалось из стороны в сторону. Она переживала одно из самых разочаровывающих испытаний в своей жизни.

Мать сразу все поняла, как только она вернулась домой, потому что она не умела убедительно лгать о важном. «Ну и где же ты была в этот ужасный момент?» — грозно спросила мать, и Сонтейн оцепенела, потому что сначала решила, что та имеет в виду служанку, застигнутую с ней в углу кухни за срамным делом. И только когда миссис Интиасар приподняла край платья, она поняла, что не с ней одной произошло несчастье, — и уж Данду был явно ни в чем не виноват. Мать рассказала, как вскрикнула служанка, прибиравшая беседку, когда ее пуся выпала из нее, и молодая соседка, с которой они сидели в саду и пили лимонад, сказала: «Кровавая вспышка!» Мать лучше, чем кто-либо из присутствовавших женщин, сумела сохранить присутствие духа. Она пулей помчалась в дом, крича, чтобы срочно нашли Сонтейн, а сама для сохранности сунула свою… вещицу в сумочку. И только потом вспомнила, что ее единственного ребенка нет дома.

— Я не твой единственный ребенок, мамуля. Не будь смешной.

Мать пропустила замечание мимо ушей.

— А где твоя… штучка?