Он помахал рукой санитарам, свернул за дом Ионы, перекинулся с ним, ещё сидящим на крыльце, парой слов, пересёк улицу и пошёл так же, как крался сегодня утром, только в обратную сторону ― мимо огорода с травами за больницей, преодолел забор и оказался на территории кошачьего дома. К самому дому он не пошёл, а присел по ту сторону забора, у той его части, что была к больнице ближе всего.
Харуун пошарил по земле руками, а потом стал последовательно осматривать пространство перед собой. Рыжий кот спокойно наблюдал за ним с поленницы. Харуун поднялся и, согнувшись, перешёл на другое место, едва не споткнувшись об играющих котят. Он обогнул поленницу и пошарил за ней, а потом выпрямился, уловив какое-то движение в другой стороне.
Не слишком далеко, но так, что он не заметил сразу, шла какая-то напряжённая возня, которая то прекращалась, то затевалась вновь. Харуун приблизился и обнаружил серую кошку, которая прижималась к земле, ворча и скрывая что-то между лап. На неё наседали ещё четверо пушистых, видимо, учуявших добычу. Харуун настиг их за пару шагов, распугал злодеев. Кошка попробовала сбежать, но он ухватил её буквально за хвост, получил по руке когтями, но добычу свою не выпустил. Кошка рычала, в зубах у неё была зажата куриная кость. Харуун отобрал её, осмотрел и безошибочно узнал кость от грудки, которая остаётся, если съесть мясо и хрящ. Он бросил её обратно кошке и поднялся.
– Ты чего по земле ползал? ― спросил Марти, подбираясь к нему и опасливо заглядывая в лицо.
– Потерял кое-что, ― безэмоционально сказал Харуун.
– А я подумал, что ты у кошки еду отнимаешь.
Харуун промолчал.
– Альфреда окотилась, хочешь посмотреть? ― спросил Марти. ― Бенни сейчас с ней.
– Нет, ― ответил Харуун. ― Не хочу её беспокоить. Пойду, пожалуй.
Он направился к забору, перескочил через него и крадучись отправился обратно к больнице. Ему было все равно, что подумал про него Марти, который наверняка смотрел ему вслед.
Подойдя к окну больницы, он сначала заглянул в окно. Туркаса уже убрали в саван и теперь Анна сидела на краю кровати и спешно зашивала его. Она была одна. Харуун подтянулся на подоконнике, Анна вздрогнула, ахнула и выронила иголку.
Харуун приложил палец к губам, чтобы она не шумела.
– Тихо, ― произнёс он шёпотом. ― Не хочу заходить через дверь. Как снаружи?
– Повозку уже снаряжают, только ждут, пока дошью, ― ответила Анна шёпотом. ― Остен пошёл приглашать людей на похороны.
– Я нашёл куриную кость во дворе дома кошек, ― сказал Харуун, ― Остен может быть прав, Туркаса убили. Заставили выпить яд, а мясо для отвода глаз бросили туда, где его точно съедят.
– Что же делать? ― спросила Анна.
– Ничего, ― откликнулся Харуун. ― Просто будь осторожнее. Или забудь об этом.
Не было похоже, что убийца она, хотя…
– Если его отравили, какой это мог быть яд?
– Какой угодно, от многих трав можно умереть мгновенно. Ты думаешь, зря мы учимся различать травы?
– Вот именно, все, кто хоть раз выходил за стены, знают, как выглядят алый корень или инеистый мох.
– Их ещё нужно принести, ― неслышно сказала Анна, вновь берясь за иголку. ― И где-то хранить.
– Или вырастить, просто вырастить на крыше дома или где-нибудь ещё. Где-то найти…
– Конечно, не думал же убийца, что Туркас вернётся, не готовился же его отравить.
– Это всё ещё очень зыбко, кроме косточки, у меня нет подтверждений.
– Кого ты подозреваешь в убийстве? ― спросила Анна.
– Много кого. Например, тебя.
– Меня?
Анна снова прекратила шить, уставилась на Харууна прозрачными глазами.
– Ты была с Туркасом, ты толкла что-то в ступке, ты могла напоить его ядом и уйти.
– Я этого не делала…
– А если вспомнить, какая ты была на церемонии…
– Я этого не делала! ― крикнула Анна с неожиданной злостью. ― Если тебе напела Джанин, то я в этом не виновата! Я врач, а не убийца!
– Тш-ш! ― заволновался Харуун. ― Не кричи, я тебе верю. Зашивай, остальное моя забота. Про наш разговор молчи. И вот что…
– Что?
– Не торопись.
Харуун спрыгнул обратно на улицу, попетлял задворками, едва пролез в щель между домами и вышел на улицу, оглядевшись и убедившись, что никто не заметил, откуда он явился. Он бросил взгляд в сторону больницы, которая осталась довольно далеко. Перед ней действительно стояла повозка, возле ― двое стражников, и народ уже собирался, чтобы участвовать в церемонии. Не то чтобы многие хотели проводить Туркаса в последний путь.
Харуун пересёк Вторую, снова сунулся в щели, проулки и через огород добежал до дома Леа на другой стороне улицы. Он ворвался в него, по обыкновению, быстро и без предупреждения.
– Стучать надо! ― рявкнула Леа. Она стояла спиной ко входу и готовила обед. ― Сядь. Что ты хотел?
Харуун плюхнулся на ту табуретку, на которой сидел утром, и прижался затылком к стене. Затылок гудел. Он откупорил флягу и отпил из неё. Вода принесла небольшое облегчение.
– Послушай меня, ты, затворница, ― сказал он. ― Слышала, что Туркас умер?
– Слышала.
– Я должен участвовать в похоронах.
– Если похороны будут как обычно, то разумеется, ― подтвердила Леа.