– Не вздумайте сдаваться, – сказал мисс Лафосс, закрывая пудреницу. – Так. С этим покончено. Теперь ваша очередь, Джиневра. Сначала смойте прежний слой.
Мисс Петтигрю поспешила в ванную. Когда она вернулась, кожа ее сияла, как у школьницы. Мисс Лафосс выбрала инструменты и материалы для того, чтобы приглушить это сияние. Мисс Петтигрю заняла ее место перед зеркалом.
В ее внешности уже наблюдался некоторый беспорядок. Аккуратные локоны, творение мисс Дюбарри, растрепались. Мисс Петтигрю отскребла лицо со страстностью углекопа, вылезшего из шахты. Вокруг нее больше не витал дух загадочности. Платье потеряло утонченную небрежность и пошло складками.
– Что же вы, Джиневра, – укорила ее мисс Лафосс. – Нельзя так сдавать.
И она занялась нанесением мисс Петтигрю-два поверх мисс Петтигрю-один.
– Бесполезно, – вздохнула мисс Петтигрю. – Все равно все развалится. Всегда была простушкой, простушкой и умру.
– Глупости, – строго сказала мисс Лафосс. – Всего лишь комплекс неполноценности. Однажды вы уже выглядели чудесно, никто не мешает вам это повторить. Дело привычки.
– Я никогда не привыкну.
– Что за пессимизм!
– Две женщины, одна и та же фигура. Одна – красавица, другая – нет, – упрямилась мисс Петтигрю. – Почему? Никто не знает. Так вот, я та из них, которая «нет».
– Ерунда, – сказала мисс Лафосс. – Живот втянуть, плечи расправить. Вот и весь секрет. А если вы сутулитесь, ваше платье сутулится вместе с вами.
Она завершила операцию по восстановлению лица. Потом прочно закрепила локоны на подобающих им местах. Потом приколола к плечу мисс Петтигрю красную розу. Мисс Петтигрю лучезарно улыбнулась своему отражению.
– Впервые в жизни я получаю удовольствие от самой себя.
Она надела шубку. Мисс Лафосс набросила себе на плечи роскошную шаль, отороченную чернобуркой. Они торопливо подхватили сумочки, платки и перчатки.
– Боже, как мы опаздываем!
Мисс Лафосс внезапно снова заторопилась и метнулась к двери. Мисс Петтигрю засеменила вслед. Даже если совесть и пыталась подать голос, мисс Петтигрю решительно отказалась ее слушать. Ни королевской коннице, ни даже королевской рати не удалось бы сейчас испортить ей настроение. Если спросят, у нее было оправдание – события в этот день разворачивались настолько стремительно, что она просто была немного не в себе. В состоянии умственного аффекта, что извиняло сразу все странности поведения.
Она беззаботно спешила за мисс Лафосс; естественный румянец на ее щеках дополнял наведенный, глаза сияли, грудь вздымалась. Она держала курс на приключения, портом назначения был ночной клуб. Ночной клуб! Всего лишь повторяя про себя эти слова, она чувствовала великолепное возбуждение. Если бы ее любимой покойной матери каким-то образом удалось вернуться в сонм живущих и увидеть ее сейчас, что бы она сказала? Как оценила бы глубину грехопадения своей дочери? Но волновало ли это мисс Петтигрю? Нисколько. Когда эта мысль пришла ей в голову, она спокойно, радостно и свободно встретила ее. Она собиралась прожигать жизнь. Грешить бесстыдно и беспробудно. Пробовать один за другим коктейли, которые станет предлагать ей Тони. Светская проказница, предающаяся кутежу, и, в память о всех ночах своего серого, однообразного прошлого, как предающаяся! Она выжмет из этой ночи все причитающееся ей веселье, и ни одна проповедь на свете не заставит ее свернуть с выбранного пути – пути, лежащего через неизъяснимые глубины бессчетных океанов разврата.
Она уже почти бежала по коридору. Мисс Лафосс скатилась вниз по ступеням, не дожидаясь лифта; мисс Петтигрю не отставала ни на шаг. По свистку швейцара перед подъездом с визгом затормозило такси. Мисс Лафосс повернулась к водителю, но мисс Петтигрю мягко отстранила ее.
– «Алый Павлин», – произнесла она громко и надменно. – Да поторопись.
Они уселись.
Машина с ревом проносилась по освещенным улицам. Мисс Петтигрю, выпрямившись, взирала в окно блестящими глазами. Стылый ноябрьский город больше не казался ей неприютным. На зданиях мерцали волшебные вывески. Чудесные сигналы клаксонов сливались в симфонию. Огни дворцов струили сверкающее сияние на мокрый асфальт. Сказочный мир гудел, пылал, дрожал, исполненный жизнью. Рыцари в котелках и прекрасные дамы в вечерних нарядах спешили, счастливые, по своим упоительным делам. Мисс Петтигрю спешила вместе с ними, и даже еще более изысканно, чем при помощи собственных ног. И у нее тоже была теперь цель в этом городе. Как это, оказалось, было важно – знать, куда стремиться! Важнее ничего и придумать было нельзя. Она жила. Она была там, где происходили события; внутри, а не снаружи. Она была частью этого мира. Она причастилась его воздуха, словно амброзии.