Я улыбаюсь, забираю вазу со стола, но та накреняется, заливая водой свободную коралловую блузу Крессиды. Намокшая материя прилипает к ее тощему телу. Взгляд, которым она меня награждает, весьма красноречив. Эта женщина терпеть меня не может.
— Вы сделали это нарочно! — шипит она.
— Я? Да вы что… — Это хамское предположение шокирует меня до такой степени, что я идиотски ухмыляюсь.
— Все хорошо? — Оскар появляется в дверях, словно он стоял в коридоре на страже. Взгляд его нервно перебегает с меня на Крессиду и обратно.
— Все просто великолепно! — цедит Крессида. — Твоя жена облила меня водой. — Она указывает на свою мокрую блузку. — Уверена, это вышло случайно. — Великодушно улыбается и, бросив на Оскара многозначительный взгляд, опускает ресницы. Небольшое представление на тему «Благородная натура выше подлых происков».
— Что? — Оскар в растерянности смотрит на ее мокрую блузу и на вазу в моих руках. — Зачем ты это сделала, Лори?
Тот факт, что у него нет никаких сомнений в моем злом умысле, весьма примечателен. Надо будет поразмыслить об этом на досуге.
— Я не хотела, — пожимаю я плечами.
Крессида фыркает и складывает руки на груди.
Пытаюсь понять, какова действительная подоплека этой идиотской сцены. Крессиду явно что-то грызет. Именно поэтому она на меня наехала.
— Пойду в ванную, посмотрю, что можно с этим сделать. — Она поворачивается и выходит, предоставив нам таращиться друг на друга.
Я пытаюсь поставить злосчастную вазу на стол, но Оскар забирает ее у меня.
— Мама терпеть не может цветов на кухонном столе. Пойду поищу для них место в холле.
Наконец-то мы дома. На обратном пути в такси оба хранили сердитое молчание. Сейчас лежим в постели, в нескольких дюймах друг от друга, и смотрим в потолок.
— Прости, что я так сразу поверил Кресс, — тихо говорит Оскар, решившись наконец пробить брешь в стене молчания. — Мне следовало принять твою сторону.
Уменьшительная форма ее имени, которую он с такой легкостью употребил, так резанула меня по ушам, что я невольно поморщилась. Хорошо, что сейчас темно.
— Ты меня очень удивил, — отвечаю я. — Мне казалось, ты достаточно хорошо меня знаешь. Знаешь, что я не из тех, кто обливает людей водой. Даже если они не вызывают у меня особой симпатии.
— Но она же была мокрая! — возражает Оскар. — Поэтому я ей и поверил.
Несколько секунд я молчу, осмысливая его слова. Если такой ерундовой улики, как мокрая блузка, мужу показалось достаточным, значит он полагает, я все же способна выяснять отношения столь диким способом. Хорошего же он обо мне мнения!
— По-твоему, это правдоподобно?
— Что?
— То, что я окатила водой твою драгоценную Крессиду! Одно из двух: или ты считаешь меня глупой девчонкой, которую один вид твоей бывшей подружки приводит в ярость. Это, кстати, не так, и ты это отлично знаешь. Но может быть, существует какая-то веская причина, что у меня вдруг возникло желание сделать ей мелкую пакость? Так в чем же дело?
В темноте я слышу, как он вздыхает:
— Нам с тобой приходится проводить так много времени вдали друг от друга, Лори.
Я судорожно сглатываю. Не знаю, каких слов я ожидала от Оскара. Но уж точно не этих.
— Что ты имеешь в виду?
С тех пор как Сара перебралась в Австралию, всю свою энергию я трачу на домашние дела. Мне пора присуждать премию «Самая лучшая жена». И в результате мой муж откровенно намекает, что, бывая в отъезде, трахается со своей бывшей подружкой.
— Естественно, я очень по тебе скучаю, — продолжает Оскар. — А Кресс… Она ясно дает понять, что будет счастлива, если… если мы заключим соглашение…
— Соглашение? Блин, как изысканно! Прямо какой-то фильм из жизни парижан! — почти кричу я. Происходящее кажется таким абсурдным, что меня разбирает нервный смех. — И ты, разумеется, тоже счастлив заключить это чертово соглашение?
— Между нами ничего не было, — ровным голосом отвечает Оскар. — Клянусь, Лори, между нами ничего не было!
— Но ты этого хотел.
— Нет. На самом деле нет.
— Что значит «на самом деле»?! — ору я еще громче.
Оскар не отвечает, и его молчание говорит само за себя. Минуты две мы лежим в полной тишине. Потом я вновь подаю голос. У меня нет ни малейшего желания вдрызг рассориться с ним. Но от реакции Оскара на мое предложение зависит многое.
— Может быть, тебе стоит поговорить со своим боссом, сказать, что ты хочешь постоянно работать в Лондоне. Ведь предполагалось, что вся эта канитель с Брюсселем — лишь на время. — Слова мои повисают в воздухе.
Я прекрасно знаю, что Оскар очень дорожит своей нынешней должностью и работать в Брюсселе ему нравится. Наверное, с моей стороны жестоко предлагать ему отказаться от всего этого. А разве с его стороны не жестоко?
— Этого никогда не произойдет, — цедит Оскар нарочито усталым тоном, словно я достала его своими смехотворными подозрениями.
— Ты сказал, что «на самом деле» этого не хотел, — напоминаю я. — Что значит «на самом деле»? Это не похоже на однозначное «нет».
— А на что это похоже, черт возьми?! — повышает голос Оскар. — На неоднозначное «да»?