Один день в декабре

Хотелось бы ответить утвердительно, но, увы, мы все не слишком уверены, что это так.

— Поправляется, — прикусив губу, киваю я. — Но понимаешь, когда речь идет о сердце, трудно что-то утверждать. Врачи говорят, сейчас его состояние стабилизировалось, но он глотает столько таблеток, что они дребезжат у него внутри, как леденцы в жестянке. И у бедной мамы, конечно, забот выше головы. Назначения врачей, диета, консультации и все такое. А еще ведь нужно оплачивать счета и следить за домом. И совершенно непонятно, что будет с папиным здоровьем дальше. — Я делаю большой глоток вина. — Знаешь, иногда в жизни бывают такие события… они как ступенька между одним жизненным этапом и следующим… Я имею в виду не те события, которые мы устраиваем по собственному желанию… Ну там, отъезд из родительского дома, поступление в университет, устройство на работу, свадьба с любимым человеком и все такое. Но иногда в жизни случается нечто непредвиденное и совершенно от нас независящее. Ночью раздается телефонный звонок, и ты узнаешь, что произошла катастрофа. Так вот, такая граница прошла через мой двадцать третий день рождения. Прежде мне казалось, что мои родители — это каменная стена, неподвластная никаким ветрам и непогодам. А теперь я почувствовала, что стена эта стоит на зыбучем песке и может рухнуть в любую минуту. Поняла, что мама и папа не будут поддерживать меня вечно, что они тоже нуждаются в моей поддержке. И это все здорово выбило меня из колеи. Представь себе, я стала вздрагивать при каждом телефонном звонке. А в желудке постоянно перекатывается холодный ком страха. Короче, ощущение такое, словно меня преследуют. Каждую минуту жду, что меня настигнет пуля, тревожно озираюсь, передвигаюсь короткими перебежками. А во сне часто вижу сестру. Я ношусь по школьной спортплощадке, а Джинни, сидя на папиных плечах, радостно верещит. Они с папой переходят дорогу, где ужасно много машин, он крепко держит ее за руку, а я остаюсь на другой стороне. Джинни спит на папином плече, густые белокурые волосы почти закрывают ее личико. И мне отчаянно хочется вернуться в то время, когда папа был сильным и крепким, понимаешь?

К стыду своему, слышу, что в моем голосе звучат слезы. Разумеется, Джек тоже это слышит.

— Ох, Лори, — произносит он тихо, подвигается и обнимает меня за плечи. — Бедняга, ты выглядишь такой измученной.

Замечание не слишком лестное, но на раздражение у меня не осталось сил.

К тому же невозможно отрицать очевидное. Я чертовски устала. До сих пор я не сознавала, как сильна эта усталость, потому что у меня не было на это времени. Но в этом теплом, уютном пабе усталость давит на меня, точно свинцовая плита. Того и гляди, скоро превращусь в какую-то бесформенную массу.

— Иногда жизнь — это довольно дерьмовая штука, — говорит Джек, по-прежнему обнимая меня за плечи. — Но черная полоса рано или поздно заканчивается. Непременно заканчивается.

— Ты думаешь? Честно тебе скажу, сейчас мне кажется, что я потерпела поражение на всех фронтах. Живу в Лондоне, а занимаюсь какой-то фигней. Может, будет лучше, если я вернусь домой. По крайней мере, поддержу родителей, помогу маме.

— Ну что ты несешь, Лори? Какое поражение на всех фронтах? Твой отец поправится, и ты найдешь хорошую работу. Наверняка твои родители сильнее всего на свете хотят, чтобы ты осуществила свои мечты. И ты их осуществишь, я уверен.

— Правда?

— Конечно правда. Посмотри на себя. Ты умная, талантливая, энергичная. Конечно, ты не будешь всю жизнь торчать за стойкой регистрации отеля. Кстати, я ведь читал несколько твоих статей, помнишь? Здорово написано. Вот увидишь, скоро в твоей жизни произойдут перемены.

Понимаю, Джек хочет меня утешить. Но вдруг мои статьи ему действительно понравились? Я точно знаю, он не врет, говоря, что их прочитал. Сара заставляет его читать все, что мне удается опубликовать. К моим, с позволения сказать, успехам на поприще журналистики она относится так же благоговейно, как и моя мама.

Джек смотрит на меня пристально, словно собирается сказать нечто важное.

— Знаешь, я никогда в жизни не встречал такой девушки, как ты… даже не могу сформулировать, какой именно… От тебя исходит тепло… конечно, это чертовски банальное выражение, и все же… — Ему никак не удается подобрать нужные слова, во взгляде его мелькает досада. — Ты особенная, Лори. Рядом с тобой приятно находиться.

От удивления я даже перестаю жалеть себя и вскидываю голову:

— Ты и в самом деле так думаешь?

— Еще бы! — Губы его расплываются в неуверенной улыбке. — Именно так я и думаю. Как только тебя увидел, сразу понял, что ты необыкновенная!

У меня перехватывает дыхание. Я отчаянно пытаюсь сдержать рвущийся наружу вопрос, но слова просачиваются сквозь плотно сжатые губы, как вода сквозь пальцы.

— Что ты имеешь в виду? Когда мы с тобой познакомились или когда ты увидел меня в самый первый раз?

Черт, черт, черт!

Джек

Черт, черт, черт!

Оказывается, Лори тоже помнит.

— Ты хочешь сказать… два года назад, накануне Рождества?