Один год

Дни стояли жаркие, безветренные, город к вечеру сбегал на пляжи, к Петропавловской крепости, на Острова, на взморье. Все, как казалось Жмакину, могли спокойно жить, кроме него. А он не мог.

В этот вечер он опять зашел к Балаге. Отчаяние было в его голосе, когда он сказал, прижав старика к зеркалу, в простенке мраморного вестибюля:

- Сегодня, или я смотаюсь. Пусть, жаба, кушает себе локти! Трус! Или ты не видишь, до чего я дошел? Может, он мне дает деньги на жратву, пока я его дожидаюсь? Может, он мне платит суточные и командировочные?

Глаза Балаги полезли из орбит, он купил Алексею суп и рагу, а погодя велел идти к Александровскому саду и прогуливаться там со стороны Адмиралтейства.

Собирались тучи, отчаянно кричали ласточки, ветер бил порывами по кронам деревьев. Потом ударила пыль, но все это ничем не кончилось, чуть заморосил дождик...

И под дождиком Жмакин увидел Корнюху. Он был в хорошем макинтоше и в руке нес трость с набалдашником в виде головы тигра. Из кармана макинтоша торчали перчатки. Молча он подал руку Жмакину. Пошли рядом.

- Доходишь? - спросил Корнюха.

- А заметно? - удивился Алексей.

Корнюха хохотнул. У него было чистое, румяное лицо и большие, навыкате глаза, характерные тем, что не имели никакого выражения. Голос у Корнюхи был вежливый, разговаривал он протяжно.

- Что ж ты, сволочь, заховался, - сказал Жмакин. - Хожу, хожу, думал нынче уматывать. Аж один.

- А я проверял. Я на все свиданки выходил - смотрел. Я - бдительный. Своя шкура ближе к телу, особенно когда вышку имеешь.

- За что вышку-то?

- По совокупности. А позже легавого пристрелил, не слышал?

Жмакин пожал плечами: откуда, мол, мне слышать.

Корнюха попросил Жмакина зайти в магазин - взять водки. Сам он боялся. Его очень ищут, но навряд ли возьмут, ведет он себя аккуратно и тактично. Он именно так и выразился - "тактично".

- А я, думаешь, не боюсь? - сказал Алексей. - У тебя вон вид какой, а на меня все косятся. Лучше ты зайди...

Один магазин они уже миновали. Сюда не имело смысла заходить - и народу мало, и автомата нет. Если уж заходить, то так, чтобы Лапшин был наготове.

- Ты обыкновенный щипач, - сказал своим ровным голосом Корнюха. - А мне еще неохота ликвидировать свою молодую жизнь. Вон магазин - возьми два поллитра.

Он дал Жмакину тридцатку и завернул в переулок. Алексей проводил его взглядом, позвонил Павлику в Управление и купил не два пол-литра, а одну маленькую и кусок колбасы.

- Чего так мало? - удивился Корнюха.

- Того, что я жрать хочу.

И на ходу стал рвать зубами свежую, мягкую колбасу. Корнюха выбил ладонью пробку, легко вылил в свой мятый рот водку и вздохнул. Шли переулочком, не по тротуару, а по булыжной мостовой. Лицо Корнюхи блестело от пота. Внезапно из-за угла выехала длинная, черная, лакированная машина и, светя подфарками, промчалась мимо.

- Раскатывают! - сказал Корнюха. - Начальнички.

Они немного поговорили о Корнюхиных побегах, о том, что Мамалыгу тоже взял Лапшин и что нужно сделать одно хорошее, крупное дело, а потом надолго притихнуть или даже уехать вместе в далекие края.

- А может, не дело сделаем сначала, а бандочку? - спросил Корнюха, обняв Жмакина за плечи и прижав его к себе. - Дело - это мелочь, банда - это дело. Будем кое-кого убивать. Мне обратного хода так и так нету, ты кровишкой замараешься - тебе тоже не будет. Я тебя пока на связь поставлю, на организацию. Потом дисциплинку заведем, кое-кто знает - со мной шутки плохи. Родственники у меня имеются, братишка еще есть, слава богу, нерасстрелянный. Из лесу можно налеты делать. У меня, кстати, наколот один старичок из пограничных жителей. Если что не в цвет - уйдем за рубеж.

- Валюта же нужна...

- Валюта - дело наживное. Пароходы приходят с туристами, туристы в гостинице валюту обменивают. Ежели умненько - кассирша быстро лапки кверху, никто и не опомнится, как вся валюта наша. Я приглядывался, у меня все нанюхано.

- Оружие надо!

- Есть! При себе два шпалера! - Корнюха похлопал себя по карманам. Наган и браунинг второй номер. На хавире еще кое-что.

- Богато живешь...

Они вышли на канал. Дождь все еще моросил. Жмакин жевал колбасу. Он играл свою роль вяло, как бы вовсе не желая идти в банду, как бы все более разочаровываясь в предложениях Корнюхи, как бы даже жалея, что встретился с ним. Впрочем, здесь тоже нельзя было пережимать, уже совсем поздно, и на канале нет людей. Пристрелит и сбросит в воду, потом кому будешь жаловаться, бедный Жмакин?

- Чего молчишь? - осведомился Корнюха. - Может, ты покамест ссучился? Ты учти, моей голове цена дорогая. Кто меня продаст, тот жив не останется...

- А ты не пугай, - сказал Жмакин. - Я давно испуганный. Я вот только тебя слушаю и раздумываю: разве я бандит? Я рецидивист классный, а бандит, может, еще из меня и не выйдет? Или научите?

Внезапно они вышли к ночному магазину. Здесь стояло несколько такси и переругивались под дождиком морячки в лихо заломленных фуражках. И милиционер прохаживался неподалеку - в плаще, в капюшоне.

- Водочки бы тут взять! - сказал Жмакин.

- Иди бери.

- Народу больно много.

- Да кому ты нужен?