Один год

- Зачем в больницу? - удивился Лапшин. - На операцию - нормально бандита ловить. Вот сижу я, входит Феликс Эдмундович. Я, разумеется, встаю, он говорит: "Сидите, товарищ Лапшин" - и сам садится. Закурили, он самокрутку в мундштучок вставил, ему кто-то из наших умельцев отличный черешневый мундштучок выточил, покуриваем, молчим; он, Феликс Эдмундович, любил несколько минут так с человеком помолчать, подумать с глазу на глаз, ну и приглядеться, конечно. Потом начался разговор.

Как Лапшин читал Гоголя

- Вы что такой зеленый, товарищ Лапшин? - спросил Дзержинский. - И не просто зеленый, а даже ярко-зеленый. Недоедаете? Больны?

Иван Михайлович ответил не сразу. Ему было стыдно жаловаться на свои недомогания, но Дзержинский спрашивал строго, и Лапшину пришлось сознаться, что чувствует он себя день ото дня хуже, есть ничего не хочется, по ночам потеет.

- И вот эдакий кашель? Да? Мухи перед глазами летают? Слабость? Одышка? Не туберкулез ли? Вы знаете, что такое туберкулез?

- Грудная болезнь, Феликс Эдмундович?

- Грудная болезнь, - не торопясь, грустно повторил Дзержинский. Грудная... Послушайте, а какое у вас образование?

- Три класса церковно-приходского...

- А потом?

Лапшин молчал.

- Так, так... церковно-приходского... Сами сейчас хоть немного занимаетесь?

- Не занимаюсь, - едва слышно ответил Лапшин. - Некогда, Феликс Эдмундович. Газеты вот - это, конечно, читаю. В двадцатом, когда ранили меня, отдыхал в госпитале, тогда "Коммунистический манифест" проработал, еще песенник прочитал.

- Ну а "Мертвые души" вы, например, читали?

- Не читал.

- Прочтите.

И с коротким вздохом Феликс Эдмундович прибавил:

- Есть много прекрасных книг на свете, товарищ Лапшин. Великолепных. А "Мертвые души" - прочитайте.

Это название он тогда запомнил. И когда его выслушивали и выстукивали врачи в санчасти на Лубянке, и когда ехал он в поезде и выходил прогуляться по тихим южным перрончикам, где шелестели акации, и на линейке, которая везла его в санаторий (тогда здесь и помину не было об автобусах), - он часто шепотком повторял про себя: "Мертвые души"...

В первый же день санаторного жилья он пошел в библиотеку и строгим голосом спросил:

- Есть у вас книга "Мертвые души"?

- Гоголь? Есть, - ответила старенькая библиотекарша.

- Не гоголь, а "Мертвые души"! - еще строже произнес Иван Михайлович. Ясно же говорю - "Мертвые души".

Библиотекарша вздохнула. Маленькая, вся пыльная, с седыми букольками возле сморщенного личика, с недобрыми глазками, она выбрала книгу погрязнее и протянула ее через барьер Лапшину.

- И это - читатель! - патетически сказала она своей помощнице, внучке князя Абомелик-Лазарева, ловко скрывшей свое происхождение. Внучка ответила из-за книжного стеллажа:

- Право, мадам, я думала, что расхохочусь. Я ведь ужасно смешлива.

А Иван Михайлович качался в гамаке и читал. Он читал весь день и половину ночи в палате, читал за завтраком, читал, ожидая приема врача. Еще никогда в жизни он не был так счастлив. И, дочитав, он все никак не мог расстаться с истрепанным, засаленным томом, все подходил то к одному отдыхающему, то к другому и говорил сконфуженным, умиленным басом:

- Манилов, а? Это же надо себе представить...

Или:

- А повар наш в санатории - вылитый Плюшкин...

Отдыхающие недоумевали, пожимали плечами. Всем здесь было более или менее хорошо известно, что такое маниловщина, каковы бывают Плюшкины, что представляют собою Собакевичи. В неделю Лапшин прочитал всего Гоголя и особо предисловие к первому тому. Там, в не очень понятной статье были поименованы русские классики. За них и принялся Иван Михайлович. И читал еще одиннадцать дней, покуда его не выследил главный врач санатория - весь заросший колючей бородой, маленький, сутуловатый, кривоногий Сергей Константинович.

- Э-э, батенька! - взвизгнул он за спиной Лапшина и выхватил из его рук тургеневские "Записки охотника". - Вот где вы скрываетесь, вот почему вы никак в себя прийти не можете. Отправляйтесь за мной, будем беседовать...

В своем кабинетике доктор предложил Лапшину стул, сам сел на диванчик, подумал и, заложив ногу за ногу, начал допрос. В открытое окно не доносилось ни звука, был "мертвый час", санаторий спал.

- И не милорда глупого, Белинского и Гоголя с базара понесет! неожиданно сказал доктор, выслушав Лапшина. - Вот случилось. И как это ни смешно, я дожил и вижу оное своими глазами...

Иван Михайлович ничего не понял. Только через много лет, читая Некрасова, он чуть не подпрыгнул, наткнувшись на эту строчку.

- Понес мужик - произошло! - опять непонятно сказал доктор. - Ну и тем не менее надо мужику нынче лечиться, отдыхать и приводить свой организм в порядок. Ибо...

Тут доктор поднял палец: