Один год

Покуривая и слушая начальника, Лапшин смотрел на артистку, видел ее круглые карие глаза, вздернутый нос и думал о том, что если ему придется говорить, то говорить он будет ей и никому другому, разве что еще низенькому старику с большой нижней челюстью, который сидел рядом с ней и порой что-то ей шептал, вероятно смешное, потому что каждый раз она улыбалась и наклоняла голову. "Он с ней вдвоем против всех, - с удовольствием подумал Лапшин. Злой, наверное, старикан!" И он вспомнил фамилию старика, и вспомнил, что видел его в роли Егора Булычева, и вспомнил, как хорошо играл старик.

Наконец Баландин попрощался и ушел.

- Товарищ Лапшин обеспечит вам помощь и руководство, - сказал он в дверях, - прошу адресоваться к нему.

Артисты по-прежнему сидели у стен. Лапшин потушил окурок, сел в свое кресло и негромко, глуховатым баском спросил:

- Я не совсем понимаю, чем могу вам помочь. Может быть, вы расскажете?

Тогда взял слово молодой артист с очень страдальческим и изможденным лицом и стал объяснять содержание пьесы, которую театр ставил. Насколько Лапшин мог понять, пьеса на протяжении четырех действий рассказывала о том, как перестраивались вредители, проститутки, воры, взломщики и шулера числом более семнадцати - и какими хорошими людьми сделались они после перестройки. Как ни внимательно вслушивался Лапшин в запутанную и шумную речь артиста, он так и не понял, когда же и отчего перестроились все эти люди. Кроме того, артист рассказывал с большим трудом и стесняясь - с ним происходило то, что происходит с каждым непрофессионалом, рассказывающим профессионалу, - он путался, неумело произносил жаргонные слова и часто повторял: "Если это вообще возможно". Очень раздражал Лапшина также и полупонятный лексикон артиста, все эти - "на сплошном наигрыше", "наив", "крепко сшитый эпизод", "обаяние", "формальные искания завели нас в тупик, и мы пошли по линии" и прочее в таком же роде.

- Понятно! - сказал Лапшин, хотя далеко не все ему было понятно. - Но я вас должен предупредить, что вы не очень правильно ориентированы...

Он поморщил лоб, взглянул на артистку в береге и на старика и понял, что они довольны его тоном и что они ждут от него каких-то очень важных для них слов. У артистки глаза стали совсем круглыми, а старик с ханжески скромным видом жевал губами. Глядя на старика, Лапшин продолжал:

- Уж не знаю, откуда эти идейки берутся, но они неверны. Вот я по вашим словам так понял, что все эти воры, и проститутки, и жулики с самого начала чудные ребята и только маленечко ошибаются. Это не так. Это неверно. Вор в Советском государстве - не герой. Это в капиталистическом государстве могут найтись... люди (он хотел сказать "дураки", но постеснялся и сказал "люди")... люди, - повторил он, - которые считают, что вор против собственности выступает и потому он герой, а у нас иначе. Ничего в этом деле ни героического, ни возвышенного нет, - сказал Лапшин, раздражаясь, поверьте мне на слово, я этих людей знаю. Вот у нас в области один дядя Пава украл из колхоза семь лошадей. Мужики из колхоза разбрелись и говорят: "Не были мы колхозные - и лошади были, а стали колхозные - и лошадей нет". Я дядю Паву поймал и посадил в тюрьму, и дядя этот, оказалось, работал не от себя, а от целой фирмы. Сознался. Воры - народ неустойчивый, их легко можно купить. Вот Паву-то кое-кто и купил. А потом он кое-кого!

- Пьеска прелестная, - вдруг сказал старик, - необыкновенно грациозно написанная и колоритная, и все такое, и даже проблемная, в том смысле, что там жулики куда интереснее порядочных людей...

Он закашлялся и сказал лживо-взволнованным голосом:

- Побольше бы таких пьес!

Рыжая актриса огрызнулась, и Лапшин опять подумал, что тут происходит бой.

- Артист представляет собою комок нервов! - вдруг воскликнул молодой человек с подбритым лбом. - Артист все время находится в самой гуще жизни, а писатель фантазирует, сидит, понимаете, в своем красивом далеке и выдумывает, а мы отвечай.

- Почему же это выдумывает? - возразил старик с челюстью. - Ничего он не выдумывает, он в данном случае неправильно решает вопрос. Проблема не туда повернута. Восторженность захлестнула.

Они надолго заспорили между собою, и Лапшину сделалось скучно. Как бы занимаясь своим делом, для себя, он открыл сейф и вынул старый альбом годов нэпа. Перелистывая страницы, он заметил, что артистка в собачьей шубке подошла к нему. Он переложил еще лист и услышал голос:

- Можно мне взглянуть?

Иван Михайлович кивнул.

- Она похожа на провинившуюся курицу! - вдруг тихо, почти шепотом сказала артистка. - Видите?

На листе было несколько фотографий, но Лапшин сразу угадал, кто именно тут "провинившаяся курица". Это была аферистка Сайнер, провалившая всех своих дружков.

- Знаете, от нее все ждут, что она снесется, а она и не снеслась!

Сравнение было таким живым, метким и смешным, что Иван Михайлович с удовольствием засмеялся.

- Точно! - вглядываясь в куриное лицо Маргариты Сайнер, подтвердил он. - Это вы замечательно сказали...