Один год из жизни профессора

«– Интересно, сколько человек в Европе знают об этом? – профессор не страдал пустым тщеславием, его скорее поразило, что факты лежали практически на поверхности, – и кто из этих знающих настолько свободен, что может вбросить такую информацию, как говорится, «в научный оборот»? И что потом будет в Европе?»

Мысли отчасти путались – уж слишком было поздно – но общая линия просчитывалась достаточно ясно.

«– Это как раз то, что нужно сегодня немцам, чтобы потребовать право на объединение. Но они же знают о существовании протокола? Почему не используют? Бояться! За последние 15 лет французы столько раз демонстрировали им свою силу, что сумели подмять под себя руководство германских государств! Ну, ладно, «княжества» на Западе – Эссен и Ганновер, но чего боятся Пруссия и Саксония? До них-то французы не дотянутся? Скорее всего, есть какие-то договоренности с людьми у власти, вот и молчат».

Германов прошелся по комнате, подошел к скрытому среди книг бару и решительно налил себе бокал коньяка. Заслужил! Коньяк снял напряжение и направил его мысли в другом направлении.

«– Хорошо, но идет ли там речь только о германских границах, или о других тоже? Договор вообще утверждает новую политическую карту Европы! Значит, и все остальные тоже…Польский коридор? Австро-венгерское наследство? Там одни сплошные споры… Аланды!!!»

В ночной тишине медленно открывающаяся дверь в комнату в другое время его бы явно неприятно удивила, но сейчас он следил за ней совершенно отсутствующим взглядом. Из тьмы коридора в комнату шагнула Ольга.

– Что с тобой? – настороженно спросила она, – я ехала и вдруг увидела здесь свет в окне. Ты здоров? У тебя такой вид…

Она внимательно рассматривала Германова как будто видела его в первый раз.

– Не волнуйся, все в порядке. Да, нет, какое там в порядке. Похоже я тут нашел такое..

– Где, здесь? – она удивленно оглядела комнату. Увидев открытую бутылку коньяка, бросила на него быстрый понимающий взгляд, но потом опять нахмурилась: да, видно, человек выпил, но слегка. Возбужден невероятно, чем-то глубоко взволнован, но не пьян, вовсе не пьян.

– Так что случилось? – она попыталась перевести все в шутку и снять очевидное напряжение, царившее в ночном кабинете, – что такое очередное великое ты мог найти в этих пыльных томах? – Ольга кивнула на заваленный бумагами и книгами стол.

Германов подошел к ней, взял за плечи, заглянул в глаза. Даже после всего, что уже связывало его с этой женщиной, он не был до конца уверен, что открывшееся ему только что стоило сразу же доверять Ольге. Но сенсация рвалась наружу.

«– Может это знамение? Неслучайно она оказалась здесь и сейчас? Кстати, а откуда она вдруг появилась так поздно?»

Этот вопрос он повторил вслух.

– Поздно? Рано, ты хочешь сказать, – Ольга явно пыталась и дальше снять напряжение за счет легкой иронии, – на часах четыре утра. Ну, мы-то люди служивые, только сейчас кончили подводить итоги нашим с тобой приключениям в Стокгольме. Я двое суток из конторы не выходила. Да и было на каком-то этапе ощущение, что могу уже и никогда не выйти, – теперь уже Ольга явно пыталась разрядить собственное нервное напряжение, – уж слишком трудно было коллегам поверить, что мы с тобой фактически без предварительной проработки, слаживания и поддержки со стороны такое отчебучить можем. Подозревать начали.

Освободившись из рук Германова, она подошла к бару, налила и себе и одним глотком, как водку опрокинула добрые сто грамм шустовского. Понимала, что говорит лишнее, но удержаться не могла.

– Хорошо генерал выручил. Поверил. Но и проверил сначала, конечно. Куда же без этого. Душу помотали изрядно. Правда, теперь наградить обещают.

Она повторила дозу и вернулась к Германову.

– Вызвала таксомотор ехать домой, а в последнюю минуту решила сюда завернуть. Хотя бы мимо проехать, а вообще-то – тебя увидеть. Даже не пожаловаться, нет, не положено, да и не привыкла я жаловаться. Просто поговорить хотелось. Привыкла я к тебе, – она виновата усмехнулась, прошла в глубину комнату и села в кресло.

Помолчали. Германов еще раз подумал про себя, что на самом деле он практически ничего не знает про эту женщину, ее жизнь и судьбу. Зачем она полезла в эту разведку? Другого дела себе не нашла? Есть ли у нее семья, родные? Но спрашивать об этом сейчас как-то не хотелось.

Вместо этого он вернулся за письменный стол, отодвинул от себя текст договора и спросил:

– А почему они меня ни о чем не спросили? Я бы мог все им подробно объяснить и подтвердить. Почему и зачем такие крайности?

– Опыт, к сожалению. По сути они правы. Нас – тех, кто работает в соприкосновении с противником, подозревают всегда. Доверяют, конечно, тоже, но и подозревают. И это правильно. Прецеденты были, есть и будут.

– Каким противником? Мы что, со шведами воюем?

– И с ними, и со всеми остальными. Всегда и везде. Или ты думаешь, что план развертывания их флота мы сюда из праздного любопытства привезли?