Один год из жизни Уильяма Шекспира. 1599

Любая попытка составить представление о политических взглядах Шекспира по хронике «Генрих V» обречена на провал. Эта пьеса совсем не политический манифест. Шекспиру не милы ни ура-патриотизм, ни осуждение государственных войн, хотя в хронике выражены и та, и другая точки зрения. «Генрих V» — и удача, и неудача Шекспира, потому что драматург сознательно отказывается принять одну-единственную точку зрения на военно-политические события прошлого и тем самым настоящего. Возможно, сам того не осознавая, Шекспир все время возвращался к одной и той же мысли: именно сейчас, когда английская армия — чьи-то братья, мужья и сыновья — отправилась в Ирландию, пришло время показать елизаветинцам пьесу о героическом прошлом Англии, которая вселила бы в них надежду. Разве есть для этого сюжет лучше, чем знаменитые деяния Генриха V? Осада Арфлера вполне подошла бы для этой цели, компенсировав унизительное поражение при Блэкуотере. Но Шекспир также понимал, что его зрители (изрядно уставшие от вербовки на военную службу, постоянных призывов к оружию, проблем с провиантом для армии и встревоженные рассказами поселенцев и солдат, вернувшихся из Ирландии) накануне военной кампании Эссекса уже не знали, на каком они свете. Хроника «Генрих V» не только прекрасно дополняет многочисленные истории, ходившие по Лондону в то смутное время (от дворцовых сплетен и пересудов в тавернах до церковных проповедей и королевских манифестов), но и, в некотором смысле, вбирает их в себя. Это не пьеса за или против войны, но пьеса, написанная в преддверии войны.

Отвечая на зрительский запрос и понимая, что чувства зрителей противоречивы, а война страшна своей неизбежностью, Шекспир вводит в пьесу второстепенных персонажей, критикующих современное положение дел. Это и перешептывания корыстолюбивых священников, и жалобы бедняков, завербованных на службу, и грубость солдат, понимающих, что их кормят пустыми обещаниями, и распри офицеров, и признания т. н. предателей, и недовольство новобранца, и горькие проклятия солдата на пути домой. В хронике немало сцен, в которых Шекспир сталкивает разные точки зрения на ведение войны. По сути, в этом и есть вся соль пьесы. Критики, утверждающие, что «осада города, одна битва и небольшая любовная интрига — еще не полноценный сюжет», в принципе правы, однако они упускают из виду, что основной сюжет пьесы как раз и заключается в разговорах о войне.

Личность короля вызывает у персонажей пьесы много споров и разногласий; Генрих V всегда действует сообразно обстоятельствам. Он то бесстрашный полководец, ведущий за собой войско, то хладнокровный командир, отдающий приказ казнить пленников, то богобоязненный генерал, возносящий хвалу Господу, то скромный воздыхатель, то военачальник, переодетый в платье солдата и оставшийся без всякой поддержки. Мы видим, как Шекспир, увлеченный жанром биографии, выписывает портрет своего персонажа, находясь, возможно, под впечатлением от недавно прочитанных «Жизнеописаний» Плутарха в переводе Томаса Норта. Наблюдая за Елизаветой, Шекспир также понимал, что успешный монарх — актер от Бога, способный к перевоплощениям, как Генрих V, при этом способный заставить других играть по его правилам. По сути, у Шекспира много общего с Генрихом V, ведь Шекспир, легко находивший общий язык как с людьми высокого положения, так и с бедняками, в глубине души, подобно Генриху V, более всего ценил уединение и покой.

Благодаря тому, что каждый акт открывается развернутым Прологом (для Шекспира это, скорее, исключение), слова которого произносит Хор, пьеса обретает многоплановость с точки зрения как структуры, так и ритма: Хор предлагает свою интерпретацию событий, не совпадающую с тем, что происходит на сцене. Прологи к каждому акту, явно имеющие вставной характер, по всей вероятности, были написаны Шекспиром на позднем этапе работы над пьесой, так как при первой публикации вымарать их из текста не составило особого труда. Хор продолжает комментировать события, раскрывая то, что случится дальше. Интрига таким образом ослабевает, но Шекспир наверстывает упущенное за счет разницы между тем, о чем зрителю говорит Хор, и тем, что случится на самом деле; благодаря этому драматург держит зрителя в напряжении не менее сильном, чем от противостояния между французами и англичанами, на котором построен основной конфликт. Решить, чему отдать предпочтение — словам Хора или разворачивающемуся на сцене действию, не так просто, но елизаветинский зритель вполне справлялся с этой задачей, все больше и больше осознавая пропасть между официальной пропагандой и жестокой реальностью; каждый лондонец точно знал, что дозволено сказать о войне вслух, а о чем лучше промолчать. Возьмем, к примеру, Хор во втором акте, где речь идет о том, как страна восприняла призыв к оружию: