Услышав исковерканный английский, мы чувствуем, как сложно героям понять друг друга. Несмотря на урок английского, в целом именно языковой барьер мешает преодолеть национальные различия, потому что национальные особенности ярче всего выражаются в речи персонажей. Генрих — типичный англичанин, который не может или не хочет говорить по-французски; своей невесте он объясняет это так: «Ей-богу, Кэт, осилить такую речь по-французски для меня то же самое, что завоевать королевство» (V, 2). Слова Екатерины «Я не понимать, что это» (V, 2) могли бы повторить многие лондонцы. Зритель тоже не всегда понимает, о чем идет речь, ведь в «Генрихе V» Шекспир использует массу неологизмов, придуманных им самим («impawn», «womby vaultages», «portage», «nook-smitten», «sur-reined», «congreeted», «enscheduled», «curselarie»). Эти слова, наряду с редкими («leno», «cresive»), а также заимствованными («sutler», слово, пришедшее из голландского), заставляли зал напрячься, чтобы понять, о чем идет речь. Ирония Шекспира здесь очевидна: он, разумеется, понимал, что английский язык расширяет свои границы (а возможно, и просто замусоривается) за счет присвоения слов других языков.
Наглядный пример того, что англичане и французы не понимают друг друга, — в одной из сцен с Пистолем — этот хвастун не верит своему счастью, узнав, что к нему в плен попал богатый француз. Речь Пистоля, весьма невыразительная, пропитана старинными оборотами, давно вышедшими из употребления, в том числе и высокопарными словами марловианского толка. Когда он слышит французскую речь и думает о выкупе, то мгновенно вспоминает слова популярной ирландской песенки «Calen o costure me», которые произносит на свой лад:
«Calen o costure me» — искаженное название ирландской песенки «Девушка, сокровище мое» («Cailin og a’stor»), в свою очередь исковерканное Пистолем («Calmie, custure me»). Ирландский язык, как и сама Ирландия, и ее население, присвоен англичанами, безнадежно подчинен английскому. Этот короткий обмен репликами также позволяет понять, насколько мастерски и реалистично Шекспир изображает своих персонажей, — хотя Пистоль и не Гамлет, но, поняв ход мыслей этого героя, мы прекрасно видим, кто перед нами.
Случись подобный разговор в Ирландии на самом деле, было бы совсем не до смеха. Автор анонимного английского трактата «Рассуждение об Ирландии» (1599) предупреждает, что из-за завоевательных войн и кровосмесительных браков англичане, возможно, и вовсе утратят свою идентичность: «В Ирландии ходят слухи о том, что новые английские поселенцы во втором поколении уже ирландцы, а совсем не англичане», правда, замечает автор трактата, «зло всегда побеждает добро». Чтобы не развивать дальше эту мысль, он пытается убедить читателя в том, что англичане склонны скорее выселять ирландцев, чем искоренять их привычки: «Переселение ирландцев на другие земли счастливо способствует перемене их нравов». Лучше всего было бы отправить их в Англию — прислуживать англичанам (что случится, если и на родине возникнут кровосмесительные браки, совершенно не ясно). Даже Спенсер в своем трактате «Взгляд…» рассуждает о том, что англичане, живущие в Ирландии, становятся «настоящими ирландцами», и задается риторическим вопросом, предвосхищающим размышления Мак-Морриса о национальной идентичности: «Неужто возможно, чтобы англичанин, получивший воспитание в такой цивилизованной стране, как Англия, встретившись с варварами, забыл о своем происхождении и о своей национальности? Как же так?»
Национальные вопросы, волновавшие елизаветинцев во время войны с Ирландией, нашли глубокое отражение в «Генрихе V»; этим шекспировская хроника значительно отличается от предшествующих пьес о правлении Генриха V. Так, в третьем акте дофин называет англичан полукровками: