Один год из жизни Уильяма Шекспира. 1599

А чем же лондонские драматурги ответили на угрозу испанского вторжения? Некоторые из них, как, например, Джон Марстон, лишь язвительно посмеялись, невзначай обронив фразу: «Идут испанцы!» (осенью 1599-го «Хистриомастикс» сыграла труппа мальчиков Собора святого Павла). Другие, хотя и писали пьесы о национальном прошлом, тем не менее продолжали говорить со зрителем о современности. Прежде всего, это Томас Хейвуд, чья двухчастная пьеса «Эдуард IV» была зарегистрирована в Гильдии печатников 28 августа 1599-го и вышла в свет уже в конце года. Зрители, пришедшие на спектакль в трактир «Кабанья голова» как раз тогда, когда испанская угроза нависла над Англией, увидели, как предки справляются с теми же трудностями, что выпали и на их долю. В третьей сцене, открывающейся речью мэра, ведущего в бой своих солдат (среди них торговцы шелком, бакалейщики, галантерейщики и др.), сразу же стирается дистанция между прошлым и настоящим. Мэр говорит: «Распорядитесь, чтобы по ночам / На улицах горели фонари». Мы вскоре узнаем, что улицы Лондона оцеплены, мост находится под охраной, и все готово к обороне. У Хейвуда мэр сомневается: «Что, если Темзу перегородить? / Возможно ль затопить в ней корабли?» Безусловно, это явный анахронизм. Аналогия тут гораздо сложнее, так как в «Эдуарде IV» лондонцы защищают город не от иноземных захватчиков, а от англичан; войско возглавляет Фэконбридж, цель которого — освободить из Тауэра короля Генриха VI. Хейвуд предпочел скрыть тот факт, что предок графа Эссекса пришел на помощь горожанам Лондона. Трактовка пьесы Хейвуда в сложившихся обстоятельствах в значительной степени зависела от того, куда подует ветер политических перемен.

Некоторые драматурги маскировать современные события в своих хрониках не стали. В октябре, например, в анонимной пьесе, ныне утраченной (играли ее в общедоступном театре или она предназначалась только для частного просмотра — не известно), была представлена сцена, где англичане празднуют победу над испанцами в Нидерландах. Актеров нарочно загримировали так, чтобы они походили на современных полководцев — им наклеили характерные бороды и одели в камзолы и чулки: «Сегодня посмотрел пьесу „Разгром при Тернхолде“, — пишет Роланд Уайт, — и видел на сцене сэра Роберта Сидни и сэра Фрэнсиса Уэра, которые яростно убивают испанцев и одерживают над ними победу».

Шекспиру потребовалось время, чтобы обдумать и переосмыслить в своем творчестве текущие события. В конце 1599-го он уже знал, чем начать свою новую трагедию. Замок Эльсинор. Ночь. Караульные несут свою службу. Появляются офицеры. Марцелл, один из них, просит объяснить ему, зачем нужен столь строгий караул и чем объясним ажиотаж вокруг войны:

Не сесть ли нам? И пусть, кто знает, скажет,
К чему вот эти строгие дозоры
Всеночно трудят подданных страны?
К чему литье всех этих медных пушек
И эта скупка боевых припасов,
Вербовка плотников, чей тяжкий труд
Не различает праздников от будней?
В чем тайный смысл такой горячей спешки,
Что стала ночь сотрудницею дня?
Кто объяснит мне?

(

 «Гамлет», I, 1; перевод М. Лозинского )

Порвалась связь времен, народ поник духом, угрозы множились, в стране царила смута. Услышав в первой сцене слова Марцелла, зрители «Гамлета», должно быть, вздрогнули от ужаса — им вспомнился август 1599-го. Однако об этом больше ни слова — не будем опережать события.

Глава 10 Страстный пилигрим

Мы не знаем, кто рассказал Шекспиру, что в книжном магазине Уильяма Лика в приходе святого Павла (а возможно, и не только там) можно купить новый поэтический сборник — «Страстный пилигрим». Наконец-то, весной 1599-го, сонеты, известные лишь близкому кругу шекспировских почитателей и друзей, вышли в свет. Новость эта, однако, неприятно удивила поэта, и вот почему. Хотя Шекспир и не отрицал, что часть сонетов «Страстного пилигрима» написана им, к этому изданию был совершенно непричастен. При том, что на титульном листе значилось его имя (еще одно свидетельство его растущей популярности), за эту книгу он не получил ни цента.