Один год из жизни Уильяма Шекспира. 1599

Драматургу предстояло справиться с еще одной проблемой — слишком уж по-разному воспринимали его спектакли простые зрители и зрители лож. Шекспир, автор римской трагедии, восьми абсолютно новаторских хроник и лучших комедий своего времени, лишь недавно получил признание критиков. Конечно, Шекспира удручало, что его прежде всего ценили за тексты с любовной интригой, среди них — две поэмы («Венера и Адонис» и «Лукреция»), трагедия «Ромео и Джульетта», а также сонеты, которые он читал лишь узкому кругу друзей. В 1598 году поэт Ричард Барнфилд назвал язык шекспировских поэм медоточивым (honey-flowing vein). Ему вторил Джон Уивер, определивший в своем поэтическом подношении стиль Шекспира как «сладостный» (honey-tongued). Уивер хотел бы, наверное, похвалить и пьесы, но, по всей вероятности, знал о них только понаслышке: «Ромео, Ричард — имена этих героев мне мало о чем говорят». Вряд ли это понравилось Шекспиру.

Самое лестное для Шекспира одобрение — слова Френсиса Мереса из «Сокровищницы умов» (1598). Ни одного из современных авторов Мерес так не хвалит, как Шекспира, хотя, опять же, Шекспир для него прежде всего автор медоточивых сонетов — «Сладкоголосая душа Овидия живет в медоточивых текстах Шекспира, о чем свидетельствуют его „Венера и Адонис“, его „Лукреция“, а также его сладостные сонеты, которые он читает в кругу близких друзей». Кроме того, Шекспир «всей душой сочувствует несчастным влюбленным». Драматург, должно быть, вздохнул с облегчением, поняв, что, несмотря на банальные строки о сонетах и поэмах, Мерес очень здраво отозвался о его пьесах: «Римляне считали Плавта и Сенеку лучшими по части комедии и трагедии; точно так же и Шекспир для англичан — лучший драматург, преуспевший в обоих жанрах. Он автор таких комедий, как „Два веронца“, „Комедия ошибок“, „Бесплодные усилия любви“, „Вознагражденные усилия любви“ (sic!), „Сон в летнюю ночь“, „Венецианский купец“; его трагедии — „Ричард II“, „Ричард III“, „Генрих VI“, „Король Иоанн“, „Тит Андроник“, „Ромео и Джульетта“». Только семь пьес Шекспира были опубликованы к 1598 году, и лишь после этого имя драматурга стали писать на титульном листе.

Английский Овидий, поэт «чарующих строк» (heart-robbing line), как скажет о нем пару лет спустя один из современников, имя которого не сохранилось, — именно такая репутация прочно закрепилась за Шекспиром. Тот же современник упрекает Шекспира в отказе от серьезных тем: «Вряд ли его заинтересуют сюжеты более серьезные, лишенные любовных воздыханий и безумств». Читательские пристрастия елизаветинцев по сей день остаются для нас загадкой, однако мы знаем, что любовная поэзия Шекспира обрела невероятную популярность, особенно у молодежи. Когда в 1606 году молодой шотландский поэт Уильям Драммонд приехал в Лондон (а было ему тогда чуть больше двадцати лет), он начал вести список прочитанных книг. Драммонд обходит молчанием шекспировские хроники и основные трагедии, упоминая лишь о «Ромео и Джульетте», «Сне в летнюю ночь», «Лукреции» и «Страстном пилигриме». В списке приобретенных им книг также упомянута поэма «Венера и Адонис».

Шекспир знал: при дворе его ценят как драматурга, в пьесах которого осмысляются события современной политики. Подобной репутации он обязан таким своим пьесам, как «Ричард II» (при жизни Елизаветы сцена низложения короля в изданиях пьесы отсутствовала) и, в особенности, «Генрих IV. Первая часть» (пьеса привела в раздражение Уильяма Брука, лорда Кобэма, занимавшего должность лорда-камергера с августа 1596 по март 1597 гг.). В своей хронике Шекспир изобразил другого лорда Кобэма, Джона Олдкасла, как пьяницу и обжору, что совсем не соответствует действительности, — протестанты считали Олдкасла одним из величайших мучеников за веру. За давностью лет сложно сказать, почему Шекспир так поступил, — хотел ли он посмеяться над пуританами или же это хитроумный выпад против Кобэма и его сына, сблизивший Шекспира с теми придворными, кому Кобэм был не по душе. Возможно, лорд-камергер оскорбился, узнав, что пьесу сыграют при дворе. Одним словом, Шекспира заставили заменить имя героя, что он и сделал. Так Олдкасл стал Фальстафом.

Дело, однако, этим не закончилось. Если первый раз драматург, возможно, обидел Кобэмов, сам того не желая, то уже в следующей пьесе «Виндзорские насмешницы» он сделал это сознательно (Шекспир даже прервал работу над второй частью «Генриха IV», чтобы дописать комедию). Теперь Шекспир вел себя чуть более осторожно — героя зовут Фальстаф, а не Олдкасл, однако, ревнивый муж, над которым все смеются, носит фамилию Брук. Именно так звали лорда Кобэма, и, вне всякого сомнения, Шекспир знал, что делает, — распорядитель празднеств Эдмунд Тилни, одобривший пьесу к постановке, явно упустил этот момент. В «Виндзорских насмешницах» драматург подшутил и над графом Момпельгардом — его герой бродит по двору, не зная, чем себя занять, ожидая награждения Орденом Подвязки.