Один год из жизни Уильяма Шекспира. 1599

Как водится, на Рождество при дворе шли лучшие спектакли (в этом году их было четыре). Особой чести удостоился Томас Деккер — распорядитель празднеств выбрал целых две его пьесы для постановки при дворе. Третья принадлежала перу Бена Джонсона. Автор четвертой не известен. Если им стал Шекспир, то, скорее всего, труппа играла «Как вам это понравится». Действие комедии разворачивается в сельской местности, и, что немаловажно, в ней немало песенных номеров — одним словом, она идеально подходила для постановки в Ричмонде. Опять же, вполне возможно, шекспировская труппа играла либо одну из более ранних пьес Шекспира, либо любую другую пьесу (ныне утраченную) из своего разнообразного репертуара. Вряд ли Слуги лорда-камергера решились исполнить «Генриха V», «Юлия Цезаря» или «Гамлета» — политическая обстановка в стране была для этих произведений явно неподходящая.

Деккер по праву гордился тем, что его пьесы выбрали для исполнения при дворе. Год, несмотря ни на что, завершился для него как нельзя удачно. В январе по иску Слуг лорда-камергера Деккер оказался в тюрьме (вероятно, он не закончил в должный срок пьесу, за которую получил аванс). Благодаря Слугам лорда-адмирала драматурга выпустили под залог — за год, отрабатывая долг, он написал для этой труппы около десяти пьес. Первого января 1600 года Слугам лорда-адмирала предстояло сыграть при дворе его известную комедию «Праздник сапожника». Переосмыслив сюжет «Генриха V», Деккер сделал из хроники городскую комедию, в которой прославляется не день святого Криспиана, а Жирный вторник. 27 декабря труппа должна была играть еще одну пьесу Деккера — «Старый Фортунат», старинную и очень популярную историю о быстром обогащении бедняка. За две недели до Рождества Деккер вовсю трудился над текстом пьесы, перерабатывая его для постановки. Пьеса начинается Прологом. По сюжету комедии два джентльмена направляются в «храм Элизы». Выйдя на сцену, они словно случайно замечают среди зрителей Елизавету, сидящую на троне, и, обомлев от изумления, произносят благоговейную речь в ее честь:

Мы слепнем от лучей Элизы, взгляни

(если отваги хватит) на королевский её трон,

на пантеон богини нашей… Там

не звёзды, как твоим глазам казалось,

а божество своё лелеющие нимфы.

( перевод А. Бурыкина )

По традиции спектакль заканчивался Эпилогом, также прославлявшим королеву. В своем поклонении Елизавете Деккер пошел дальше, чем другие драматурги, — в эпилоге актеры просят зрителей выразить почтение «богине» Елизавете, опустившись перед ней на колени.

Для Бена Джонсона год также начался непросто. Прошло не так много времени с тех пор, как его обвинили в убийстве, посадили в тюрьму и лишили имущества. Выйдя на свободу, Джонсон начал писать пьесы для труппы лорда-адмирала в соавторстве с другими драматургами, чтобы хоть немного поправить финансовое положение. Уже к осени он прославился новой и весьма оригинальной пьесой — «Всяк вне своего гумора». Год заканчивался для Джонсона очень удачно — именно его пьесу Слуги лорда-камергера сыграют на праздниках перед королевой. Для Джонсона-драматурга, как и для Шекспира, 1599 год стал переломным.

Подобно Деккеру, Джонсон написал для спектакля при дворе хвалебный эпилог. Особо разгуляться ему было негде. В Глобусе в конце спектакля «Всяк вне своего гумора» на сцену выходил актер-мальчик, переодетый Елизаветой, при виде которого завистливый Масиленте, терял дар речи (сценическая ремарка гласит: «Само чудо ее появления поражает Масиленте до глубины души, и он не может вымолвить ни слова»). Однако эта сцена вызывала неоднозначную трактовку, в ней вполне могли усмотреть пародию или неучтивость по отношению к королеве. Признав, что «многим она не по душе», Джонсон изменил для Глобуса финал. Теперь же, когда выдалась возможность еще раз подумать над трактовкой последней сцены, драматург наконец нашел более уместное решение: Масиленте должен преобразиться при виде настоящей королевы!

«Праздник сапожника», «Старый Фортунат», «Всяк вне своего гумора» — все три произведения были спешно отправлены в печать. Джонсон и Деккер решили тогда, что теперь они точно превзошли Шекспира, став самыми известными и признанными драматургами своего века. Их вполне можно понять. Для лондонских драматургов той эпохи творчество Шекспира оставалось недосягаемым эталоном — они стремились писать так, как Шекспир, подражая ему или, наоборот, отвергая его приемы, а, иногда, делая и то, и другое. В последние месяцы года соперничество лишь усилилось.