Один год из жизни Уильяма Шекспира. 1599

Монолог как нельзя лучше отражает принципы верности и преданности, необходимые в бою. Однако желания Генриха расходятся с его реальными поступками, что характерно и для других героев хроники. Выиграв бой, Генрих тут же меняет свою точку зрения: в его представлении общество делится на аристократов и всех остальных. Когда, например, он просматривает список павших в сражении при Азенкуре, то упоминает таких героев, как

Граф Сеффолк, герцог Йоркский Эдуард,

Сэр Ричард Кетли, Деви Гем эсквайр;

И больше знатных нет, а прочих всех —

Лишь двадцать пять… ( IV, 8 )

«И больше знатных нет». Смерть в бою не облагородила безымянных солдат, сражавшихся плечом к плечу с Генрихом V. Больно смотреть на то, как обмануты их ожидания. Если кто и заслужил рыцарское звание, так это капитан Гауэр. В одной из сцен пьесы мы видим Гауэра и рядового солдата Уильямса (именно он разговаривал с переодетым королем в ночь накануне сражения): они рассуждают о том, зачем Гауэра пригласили в палатку короля. Для Уильямса это означает лишь одно — Гауэра хотят посвятить в рыцари (IV, 8). Именно на это надеялись многие из тех, кто решился добровольно последовать за Эссексом в Ирландию, ведь в предшествующие военные кампании граф щедро посвящал в рыцари десятки солдат. Однако Уильямс ошибается. Никакого посвящения в рыцари не предполагается — Гауэра зовут лишь затем, чтобы он примирил Флюэллена и Уильямса, так как Генрих пытается выпутаться из неловкой ситуации с Уильямсом.

После поражения французские аристократы, так же, как и их противники-англичане, вспоминают о социальной иерархии; они просят разрешения обойти поле битвы, с тем чтобы

Убитых сосчитать, предать земле

Дворян отдельно от простых людей.

Из наших принцев многие — о горе! —

Лежат, в крови наемников купаясь,

А черни грубые тела смочила

Кровь принцев… ( IV, 7 )

Хотя идея братства постоянно звучит в последнем акте пьесы, речь идет не о всеобщем братстве на поле боя, а о родственных связях и о званиях. Генрих V и французский король намеренно называют друг друга братьями; братьями Генриху V приходятся герцог Глостер и герцог Бедфорд. Солдат Корт обращается к другому солдату не иначе, как «братец Джон Бетс» (IV, 1). Тем не менее, социальные границы оказываются важнее уз братства: так, разговаривая с Уильямсом, другом Корта и Бетса, Генрих даже не называет его по имени («Бери ее, солдат»). После битвы все возвращается на круги своя. Однако в эпилоге Хор напоминает нам: Англия недолго будет владычицей французских территорий. После героического зрелища, только что разыгранного на сцене, такой финал казался зрителям Куртины (а впоследствии и Глобуса) малоутешительным, хотя, разумеется, в конце спектакля в их памяти все еще звучал монолог Генриха накануне битвы при Азенкуре, исполненный истинного патриотизма.

Примерно неделю спустя, 27 марта, войско Эссекса выстроилось в Тауэр-Хилле, на поле, что к северу от Тауэра. Прощание с родиной перед военным походом напоминало спектакль — процессия даже выдвинулась из города в час начала театральных представлений. Эта картина вызывает в памяти слова Хора в начале «Генриха V», предлагающего зрителю представить себе военный поход: «Когда о конях речь мы заведем, / Их поступь гордую вообразите». Джон Стоу пишет, что «около двух часов пополудни» Эссекс, «одетый довольно просто, оседлал лошадь на Ситин Лейн и в сопровождении других вельмож поскакал во весь упор по улицам Лондона через Грейс-стрит, Корнхилл и Чипсайд; на всем пути его приветствовала толпа; люди стояли и вдоль дороги, протяженностью более чем в четыре мили, и кричали ему вслед: „Да хранит Вас Господь, Ваша светлость“, „Да пребудет с Вами Господь, Ваша честь“, а некоторые из них шли вслед за ним до самого вечера, лишь бы взглянуть на него еще разок».