Читаем Один год из жизни Уильяма Шекспира. 1599 полностью

Для Шекспира политическое убийство — отнюдь не костюмированная драма, далекая от реальности (кстати, именно благодаря «Макбету» в английскую литературу вошло слово «assassination»). Шекспиру исполнилось всего девятнадцать лет (он лишь недавно стал отцом), когда обнаружилось, что его родственник, католик Джон Сомервил, причастен к неудачному покушению на жизнь Елизаветы. Сомервил, выпускник Оксфордского университета, был лишь на несколько лет старше Шекспира; его жена Маргарет — дочь Эдварда и Мери Арден из Парк-Холла (какие отношения связывали их с Арденами по линии матери Шекспира, не ясно; возможно, даже сами Шекспиры этого не знали). 25 октября 1583 года Сомервил вышел из дома (а жил он в нескольких милях от Стратфорда) и направился в Лондон, намереваясь застрелить королеву. На следующий день, по дороге в Лондон, рядом с местечком Айонхо, его схватили и отправили в Тауэр. В ходе допроса стало понятно, что у Сомервила были сообщники, после чего было приказано арестовать всех, «кто имеет к этому делу хоть малейшее отношение».

Главных заговорщиков казнили, Сомервила же задушили накануне казни, возможно, опасаясь, что на эшафоте он сболтнет лишнее. Головы Сомервила и Эдварда Ардена насадили на колья и выставили на Лондонском мосту на всеобщее обозрение. Знал ли Шекспир о заговоре и что он об этом думал, попали ли его родственники по линии Арденов под подозрение и допрашивали ли их, — это навсегда останется для нас загадкой. По всей вероятности, Шекспир думал о Сомервиле и даже обессмертил его в третьей части «Генриха VI». Когда граф Уорик спрашивает, как далеко отсюда его враг Кларенс, ему отвечает некий человек из Уорикшира. Фамилия эпизодического персонажа — Сомервил.

На жизнь Елизаветы покушались и задолго до того, как Шекспир взялся за «Юлия Цезаря». Власти охотно предавали эти случаи огласке, не упуская возможности задеть английских иезуитов, вечно плетущих интриги. В Лондоне в связи с самым громким покушением звучало на каждом углу имя Эдварда Сквайра. Путешествуя по Англии осенью 1599-го, Томас Платтер записал в своем дневнике: «…не так давно королеву пытались отравить, нанеся ядовитое вещество на ее трон…». Платтер неточен в своем рассказе — возможно, это лишь одна из ходивших тогда версий.

Так как дела Эдварда Сквайра, писаря из Гринвича, шли прескверно, он устроился работать в королевские конюшни, а затем, в 1595-м, решил попытать счастья в экспедиции сэра Фрэнсиса Дрейка. Корабль Дрейка «Фрэнсис» был захвачен испанцами — весь экипаж попал в плен и был заключен в тюрьму в Севилье. Поскольку английские иезуиты в Испании готовили заговор, мечтая вернуть Англию в лоно католицизма, то из экипажа Дрейка ими были выбраны те, кого легко было обратить в свою веру и убедить тайком вернуться в Англию и вести борьбу против королевы. Пленников долго обрабатывали, годами запугивая, держа в изоляции и сознательно дезориентируя. Разумеется, иезуиты так до конца и не были уверены, удалось ли исполнить задуманное или же пленники только подыгрывали им, лишь бы побыстрее освободиться.

Сквайр и его друг Ричард Роллс вышли из тюрьмы летом 1597-го. Вернувшись в Лондон, Сквайр принял участие в морской экспедиции Эссекса на Азорские острова, во время которой «нанес яд на кресло Эссекса». Перед отплытием он наведался в королевские конюшни, где раньше работал: «…увидев, что лошадей Ее Величества оседлали для предстоящей поездки, я подошел к одной из них поближе и, сказав во всеуслышание „Боже, храни королеву“, протянул руку к бархатной накидке на седло и разбрызгал по ней яд из пузырька, заранее проделав в нем тонкой иглой ряд мелких отверстий». Обе попытки покушения провалились, и, вернувшись из похода на Азорские острова, Сквайр снова стал королевским конюшим. О покушениях узнали только год спустя, когда Джон Стенли и Уильям Мандей, еще двое англичан, освобожденных иезуитами из испанской тюрьмы с целью убийства королевы, прибыли в Лондон. Настойчивая просьба Стенли получить аудиенцию у королевы насторожила власти, и после допроса он во всем сознался, выдав Сквайра и Роллса.

Эссекс, Сесил, Фрэнсис Бэкон и Эдвард Коук допрашивали заговорщиков по всей строгости. Кого-то из них пытали, а затем всех без исключения казнили — Сквайра повесили в ноябре 1598-го, после чего вспороли ему живот и четвертовали в Тайберне. Фрэнсис Бэкон тогда обнародовал анонимное «Письмо, написанное за пределами Англии <…> и содержащее точный отчет о чужеземном заговоре», в котором изложил полуофициальную версию событий. Английские иезуиты все отрицали, заставив Мартина Эррея опубликовать в Риме опровержение — «Разоблачение и опровержение ужасных домыслов».

Перейти на страницу:

Похожие книги

19 мифов о популярных героях. Самые известные прототипы в истории книг и сериалов
19 мифов о популярных героях. Самые известные прототипы в истории книг и сериалов

«19 мифов о популярных героях. Самые известные прототипы в истории книг и сериалов» – это книга о личностях, оставивших свой почти незаметный след в истории литературы. Почти незаметный, потому что под маской многих знакомых нам с книжных страниц героев скрываются настоящие исторические личности, действительно жившие когда-то люди, имена которых известны только литературоведам. На страницах этой книги вы познакомитесь с теми, кто вдохновил писателей прошлого на создание таких известных образов, как Шерлок Холмс, Миледи, Митрофанушка, Остап Бендер и многих других. Также вы узнаете, кто стал прообразом героев русских сказок и былин, и найдете ответ на вопрос, действительно ли Иван Царевич существовал на самом деле.Людмила Макагонова и Наталья Серёгина – авторы популярных исторических блогов «Коллекция заблуждений» и «История. Интересно!», а также авторы книги «Коллекция заблуждений. 20 самых неоднозначных личностей мировой истории».В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Людмила Макагонова , Наталья Серёгина

Литературоведение
Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней
Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней

Читатель обнаружит в этой книге смесь разных дисциплин, состоящую из психоанализа, логики, истории литературы и культуры. Менее всего это смешение мыслилось нами как дополнение одного объяснения материала другим, ведущееся по принципу: там, где кончается психология, начинается логика, и там, где кончается логика, начинается историческое исследование. Метод, положенный в основу нашей работы, антиплюралистичен. Мы руководствовались убеждением, что психоанализ, логика и история — это одно и то же… Инструментальной задачей нашей книги была выработка такого метаязыка, в котором термины психоанализа, логики и диахронической культурологии были бы взаимопереводимы. Что касается существа дела, то оно заключалось в том, чтобы установить соответствия между онтогенезом и филогенезом. Мы попытались совместить в нашей книге фрейдизм и психологию интеллекта, которую развернули Ж. Пиаже, К. Левин, Л. С. Выготский, хотя предпочтение было почти безоговорочно отдано фрейдизму.Нашим материалом была русская литература, начиная с пушкинской эпохи (которую мы определяем как романтизм) и вплоть до современности. Иногда мы выходили за пределы литературоведения в область общей культурологии. Мы дали психо-логическую характеристику следующим периодам: романтизму (начало XIX в.), реализму (1840–80-е гг.), символизму (рубеж прошлого и нынешнего столетий), авангарду (перешедшему в середине 1920-х гг. в тоталитарную культуру), постмодернизму (возникшему в 1960-е гг.).И. П. Смирнов

Игорь Павлович Смирнов , Игорь Смирнов

Культурология / Литературоведение / Образование и наука
И все же…
И все же…

Эта книга — посмертный сборник эссе одного из самых острых публицистов современности. Гуманист, атеист и просветитель, Кристофер Хитченс до конца своих дней оставался верен идеалам прогресса и светского цивилизованного общества. Его круг интересов был поистине широк — и в этом можно убедиться, лишь просмотрев содержание книги. Но главным коньком Хитченса всегда была литература: Джордж Оруэлл, Салман Рушди, Ян Флеминг, Михаил Лермонтов — это лишь малая часть имен, чьи жизни и творчество стали предметом его статей и заметок, поражающих своей интеллектуальной утонченностью и неповторимым острым стилем.Книга Кристофера Хитченса «И все же…» обязательно найдет свое место в библиотеке истинного любителя современной интеллектуальной литературы!

Кристофер Хитченс

Публицистика / Литературоведение / Документальное