Один год жизни

Несмотря на прекрасное начало, эта осень отличилась скверной погодой, по-видимому, взимая с Британской земли дань за погожие летние денечки. Количество солнечных часов за всю осень еще никогда, на моей памяти, так близко не приближалось к нулевой отметке. Однако бабушка была заранее готова к подобным природным условиям и для того, чтобы внести яркие краски в наши серые будни, раздала всем носки золотистого цвета из мягкой шерсти, которые она связала еще летом. Когда она протянула мне три пары носок, я засмеялась, заметив, что я не сороконожка, на что бабушка улыбнулась и тихо добавила: «Это Роланду и Мартину». Большей поддержки от кого-либо из своей семьи, в принятом мной решении быть с Мартином до конца, я еще не получала. Конечно, я выглядела глупо, вручая рукоделия своей бабушки двум миллионерам, но они приняли «солнечные» носки с неподдельным восторгом, хотя, в итоге, Роланд их ни разу и не одел (если только не носил их перед сном в своей спальне, пока никто не видел). Каждый день мы с Мартином расхаживали по нашему домику в золотистом руне на ногах, весело скользя по паркету, однако это слабо помогало от депрессии. Мама на днях прочла в одном из популярных форумов о пяти признаках осенней депрессии:

1) Подавленное и тоскливое настроение, стремление к одиночеству;

2) Отсутствие аппетита, сонливость, резкое снижение активности;

3) Излишняя раздражительность;

4) Повышенная обидчивость;

5) Низкая самооценка и негативное отношение к себе.

Из её умозаключений, я могла бы отнести Мартина в категорию впавших в осеннюю депрессию детей, но, к сожалению, здравый смысл нашептывал мне обратное. А если быть более конкретной, нашептывали мне обратное заключения всезнающих и бессильных докторов. Все вышеперечисленные пункты — результат сильных гормональных транквилизаторов, которыми мы ежедневно пичкали Мартина. Конечно, унылая погода усугубляла его подавленное состояние, но с этим мы ничего поделать не могли, так как поездку в Египет пришлось отменить, из-за страха перед тем, что аневризма, разросшаяся с июня ровно на миллиметр, не выдержит перелета. В случае, если аневризма разрастется еще на один миллиметр, доктора прогнозировали её неминуемый разрыв и смерть мальчика в течение ближайших месяцев. Однажды нам сказали, что исходя из графика расширения злокачественного образования, у нас, возможно, осталось около полугода…

Казалось, будто мы все сдали в душевном спокойствии: Роланд срывал важные встречи, чтобы успокоить Мартина, размякшего после очередной дозы анксиолитика; Доротея стала нервно вздрагивать, при каждом «странном» звуке из спальни Мартина, а так как такими звуками она считала все — она постоянно дрожала; я же подсела на чай из мяты с пустырником, словно на слабодействующий кокаин.

Самыми тяжелыми днями были те, в которые у Мартина случались эпилептические припадки. К концу ноября их случилось всего четыре, но после каждого из них я чувствовала себя разбитой молью на лобовом стекле джипа Олдриджа, на котором мы еженедельно мотались в Лондон и обратно, чтобы посетить очередное угнетающее заседание в кабинете очередного всезнающего и бессильного доктора Национального неврологического госпиталя. Откровенно говоря, сидя напротив мужчины в белом халате, деликатно выражающего мысль о грядущей смерти Мартина, мне хотелось сдохнуть не меньше, чем Роланду, который в подобные моменты суицидально задерживал дыхание.

В моей жизни, с осознанием грядущей смерти, пусть даже не моей, появилась масса парадоксов. Например, не смотря на то, что я жаждала теплых солнечных дней, я не хотела, чтобы мрачные сутки заканчивались, ведь с ними должна была закончиться и жизнь Мартина, так как, по прогнозам врачей, было совершенно очевидно, что мальчик не доживет до следующего лета. Я готова была застрять во временной петле унылой серости, лишь бы не погружаться в красочные дни, переполненные горем. Наверняка зная, что в течение нескольких месяцев жизнь Мартина оборвется, я не представляла, как проживу следующий год, если уже сейчас начинаю по чуть-чуть сходить с ума.

В итоге, к началу декабря, мама определила у меня обширную, затянувшуюся осеннюю депрессию, а я определила отсутствие психиатрических навыков у своей матери. Мы обоюдно согласились с нашими заключениями, но что-то делать с настроем определенно было нужно.